Вот в это знаменитое место мы с Толиком и направились. Я хотел встретиться там с моим лучшим осведомителем Федькой Банщиком. Впрочем, у него была и фамилия – Феоктистов. Федор Осипович. Человек он был удивительной судьбы. Федор был единственным сыном знаменитого главаря новосибирской «Черной кошки» Осипа Феоктистова по кличке Дунька. Ее он получил за искусное владение финским охотничьим ножом, «финкой». В специфических кругах криминального послевоенного Новосибирска еще одним популярным названием финки было «дунька».
В 1947 году в Новосибирске орудовали оснащенные трофейным оружием банды и группы, действовавшие под маркой «Черной кошки». Они наводили ужас и страх на население. Ходить по улицам вечерами было опасно. Грабители действовали нагло и безбоязненно — ломали окна и двери, врывались в дома, загоняли хозяев в подполье, забирали вещи и ценности. Дунька ходил всегда в офицерской форме, с погонами капитана. То в мундире летчика, то артиллериста, то политработника. Для фасона Дунька брал с собой «на дело» гармошку, и пока подельники ломали двери, он во всю наяривал блатные песни! Наглость банды не имела предела: загнав хозяев в подпол, бандиты не торопясь забирали все ценное, а потом спокойненько усаживались за стол и начинали бражничать до утра, превращая гулянки в настоящие оргии. Однажды Дунька нарядился в форму лейтенанта пожарной охраны и среди бела дня подъехал на грузовике со «строительной» бригадой к главному магазину города — Торговому корпусу на Красном проспекте. Спокойно разгрузив стройматериалы, «рабочие» начали возводить вышку пожарного наблюдения на задах здания, со стороны Первомайского сквера. Чем выше возводилась вышка, тем глубже копался подземный ход...
В одно прекрасное утро работники магазина «Ткани», отперев двери, обнаружили пропажу в своем подземном складе самых дорогих и дефицитных тюков габардина и бостона. Пролом вел к пожарной вышке... Это наглое преступление, подготавливающееся в открытую, на глазах горожан в течение нескольких дней, окончательно убедил Дуньку в своей неуязвимости и тупости милиции. Чрезмерная самоуверенность его и сгубила. Попался он глупо и бездарно. Решив попариться в Федоровских банях, где работал банщиком его брат Селиверст, он нарвался на участкового милиционера, тоже любителя банных процедур. Тот его и повязал прямо в парной – голого и тепленького.
На совести разбойника было немало кровавых преступлений, за что Дуньке - Осипу Феоктистову полагалась смертная казнь. Федьке было в ту пору 14 лет. Родную мать он не знал и ничего о ней не слышал. А мачеха, Любка Мельник, воровка на доверии, умерла в том же 47-ом от туберкулеза. Селиверст взял малого к себе, обучил и пристроил к банному делу. Однако, Федин дядька тоже промышлял разбоем в свободное от работы время.
В 1952-ом и он отправился вслед за братцем за двойное убийство инкассаторов, вздумавших оказать сопротивление группе бандитов, которую возглавлял Селиверст.
В мае того же года Фёдора призвали в армию. Руководство, узнав его гражданскую профессию, немедленно назначили его полковым банщиком. Персона армейского банщика очень знаковая. В ней, как в капле воды, отражается вся система актуальных отношений в армии. На службу в подобные заведения попадают люди особого склада. Они должны обладать собачьим чутьем иерархии, улавливать тончайшие нюансы настроения высших командиров и адекватно на них реагировать. Должны уметь поддержать не раздражающий начальственное ухо разговор, вставить нужную шутку в нужное время, в общем, вести себя соразмерно социальной дистанции, при том, чтобы старший получил от этого максимум удовольствия. В иерархических группах этот талант чрезвычайно ценится. Почтительность к старшим офицерам, к которым банщик может обращаться по имени-отчеству, корректная фамильярность к младшим офицерам и наиболее влиятельным дембелям, холодное презрение к молодым солдатам – вот что являлось нормой внутриармейских отношений в советской армии.
Банщик должен был быть аккуратен в одежде, которая выдерживается во всех атрибутах неуставной иерархии. Кроме того, он должен постоянно демонстрировать еще один важный символ исключительности: связку ключей от своего хозяйства. Она прикреплялась на металлическую цепочку к поясу, и ее владелец должен постоянно вращать ее, поигрывая. На языке жестов это означает только одно: «Смотрите, у меня, есть хозяйство». По отношению к остальным солдатам, это значит: «у меня, в отличие от вас»; по отношению к должностным офицерам: «у меня, как и у вас».