После расправы над Джеки Чаном из участников убийства Гочи в живых остались только Леонид Калинин, находившийся в бегах, и давший показания водитель Иман Фарзалиев. Впрочем, последнему оставалось недолго: вскоре его похитили с улицы Строителей в Чите. Для похищения ключевские провернули целую операцию: во-первых, специально для слежки они купили автомобиль «ВАЗ-2105», а во-вторых, нашли участника банды, незнакомого Фарзалиеву, и специально для него купили офицерскую форму.
Когда Фарзалиев разместил объявление о продаже машины, той самой, в которой был задушен вор в законе Гоча, ключевские подослали к нему подсадного покупателя в офицерской форме. Мужчины познакомились по телефону, встретились для заключения сделки — и тут Фарзалиева похитили. Его вывезли на дачу, где догола раздели в поисках милицейских маячков, связали скотчем, привязали к полоку в бане и держали там несколько часов — пока готовили могилу. Затем на той же «пятерке» Фарзалиева вывезли в лес и там задушили.
Со смертью последнего свидетеля угроза для Леонида Калинина исчезла. Он вернулся в Читу, дал себя задержать — и за недоказанностью был отпущен, проведя относительно недолгий срок в СИЗО. К слову, воры в законе даже не попытаются достать Калинина в изоляторе — настолько сильно пошатнулась их власть в Забайкалье. Теперь он даже получил какую-то бумагу, подтверждающую его право на реабилитацию.
Хатан затушила в пепельнице очередной окурок и села на диван в моих ногах, опершись на стену спиной и закинув руки за голову.
- Я никогда не верила, что попаду в тюрьму. Я была готова к смерти. Меня учили принимать ее, как возможную побочку моей профессии, но вот тюрьма… Черная и грязная яма проглотила меня. И я оказалась в ненасытном желудке безжалостного монстра под названием государство. И я признаюсь тебе, Ангел, что сердце мое сковал страх…
Рану мою обработал и перевязал поддатый дежурный фельдшер в приемном покое какой-то больницы на окраине Читы. Пуля не находилась в теле и медработник характеризовал рану, как царапину.
Сначала меня привезли в райотдел милиции. Совершенно адские условия, в которые я попала, оказались просто невероятными. Ничего не было приспособлено для того, чтобы человек находился там более двух часов. Но продержали меня там трое суток. Гуманное и цивилизованное общество осталось за теми стенами.
Хотя назвать общество, оставшееся снаружи, цивилизованным, можно с натяжкой. Там, где я жила, это было странным временем. Вечером из дома никто из законопослушных граждан не выходил, стрельба была обычным явлением, а по утрам все обсуждали, где и чей труп нашли со странным равнодушием и даже злорадством. Люди, злые от безденежья и постоянного страха, были похожи на бездушные и безмозглые куклы. В тот же год, когда я приехала в Читу, мне показалось, что я попала на передовую боевых действий, а не в город, считающийся столицей края.
Привыкшая к беззаконию на свободе, я, конечно, не рассчитывала, что с арестантами будут обращаться, соблюдая законы и учитывая их права. Когда меня втолкнули в камеру предварительного заключения, я даже не сомневалась, что будет плохо.
Там были голые оштукатуренные стены. Меблировку данного помещения составляли вмурованные в стену деревянные скамьи, шириной сантиметров сорок. Там даже не горела грязная лампочка и стояла кромешная тьма! Это был просто бетонный колодец, а на улице стоял холодный март и ночами мороз был под 25 градусов.. Не могу сказать точно, какая температура была в этом помещении, но думаю что было не больше восьми- десяти. Руки и ноги были постоянно замерзшие, холод добирался до костей, и меня все время трясло мелкой дрожью. В машине я сняла пальто перед стрельбой, и на мне был лишь тонкий шерстяной свитер и джинсы, так что согреться не представлялось никакой возможности.
Холод был неописуемый, хоть я и пыталась размяться. Но никакие приседания не спасали. Я вставала и прыгала на месте, но как только опускалась на скамейку, вновь ощущала дрожь. От непрерывного холода ломило всё тело. Я снимала ботинки и руками старалась согреть ноги. На время это помогало.
Человек, очевидно, не может страдать от всего и сразу. Его организм выбирает, что для него важнее в данный момент, поэтому я могла думать только о том, чтобы согреться. Ни о чем еще в своей жизни я так не мечтала, как о теплых носках и пуховике. Холод на поверку оказался самой страшной пыткой.