— Я готов принять любое ваше решение. Отправляйте, куда считаете нужным. Я хотел только сказать, что товарищ подполковник, по-моему… А впрочем, это теперь не имеет значения, — Торопов равнодушно посмотрел на Бакланова. — Честное слово, это не то, что вы думаете. Решение, которое вы собираетесь принять, ничего не меняет. Оно ничего хорошего и полезного ни мне, ни Панькину, ни Панькиной принести не может. Семья развалилась, разбитое не склеишь… Есть дела, которые нельзя решать приказом.
Офицеры переглянулись.
— Другие предложения будут? — спросил Минасов.
Члены комиссии молчали.
— Тогда будем считать вопрос исчерпанным.
«Не поняли!.. Не захотели понять!.. Душу, сердце решили исчерпать», — с горечью подумал Торопов и ушел…
Члены комиссии не расходились. Чувствовалось, что они хотят еще что-то сказать, но не решаются. Наконец, стоявший у окна Кузьмин, не выдержал.
— Не нравится мне сегодняшнее заседание, — проговорил он, тяжело вздохнув. — Не убедили мы человека, не раскрыли ему глаза. Уедет он, и все останется, как было.
— Я такого же мнения, — сказал Туров.
— А почему же вы согласились со мной? — спросил Бакланов, пожимая плечами.
— А я с вами, Иван Васильевич, не соглашался. Я только сказал, что оставлять его на Стрелке нельзя. Торопов забыл про офицерскую честь — за это он должен понести наказание. Но что касается вашей оценки его чувств… Нет, не могу с нею согласиться.
Младшие чином притихли. В присутствии заспорившего начальства они чувствовали себя стесненно.
— Вот давайте сообща разберемся, — Туров кивнул на офицеров. — Они знают, какие трудности бывали на Стрелке.
— Там не только трудности бывали. Там было много и неудач, — заметил Бакланов.
— Неудачи — это еще не показатель слабости, — возразил Туров. — И по-моему, ты сегодня погрешил, когда зачеркивал на нет этого офицера. Нет, не на Панькине, конечно, держалась застава. Торопова нельзя сбрасывать со счета. Торопов — отчаянный человек. Это верно. Но мы знаем и другое. Когда на Стрелке бывало трудно, он взваливал на свои плечи самую тяжелую ношу. Спроси у него. — Туров показал на Кузьмина. Кузьмин кивнул головой. — Зачем же ты его так уничтожил?
— Из соображений сугубо педагогических. Для таких людей, как Торопов, нужна именно такая встряска, — пояснил Бакланов. — Я верю в его силы.
— В таком щекотливом деле не всякое экспериментирование может дать нужный результат.
— Вы знаете его коня? — спросил неожиданно Бакланов, переводя разговор на любимую Туровым тему.
— Ну, знаю.
— Знаете, что он сдохнет, запалится в карьере, а будет стараться всех обогнать?
— Знаю.
— Так вот, Торопов тоже такой. Умрет, а своего добьется. Не на Стрелке, так на другой заставе все равно докажет, чего он стоит. Важно дать ему хороший заряд.
— Образно, но не очень убедительно, — заметил Кузьмин.
Бакланов сокрушенно махнул рукой и признался:
— Ей-богу, товарищи, голова идет кругом. Ума не приложу, как выйти из этого положения. И Панькина жаль, и ее, эту женщину, и Торопова, стервеца, люблю. Но что делать?
— А я с этим не согласен, — проговорил молчавший до этого Гребешев. — За такие штуки в старое время на дуэли стрелялись. А сейчас за это надо судить офицерским судом чести, лишать звания. Это же позор!
— Верно, Гребешев, позор. Позор это! — согласился Туров. — Вы берете во внимание сам факт и на нем строите выводы. Если поступать только таким образом, то это правильно. Торопова нужно не только снимать с должности, но и гнать из партии. Ее надо посадить на пару лет в тюрьму, как это делали с неверными женами японцы. А может быть, лучше разобраться в причинах? Поискать, где истоки ее неверности?
Туров сел к столу, взял папиросу, прикурил. Все поняли, что теперь начальник отряда не остановится, пока не выговорится.
— Все сложнее, чем мы думаем. Это же, голубчики, жизнь. Сложнейшая штука! А мы идем к людям с программой «минимум». Пока дело имели с обычными явлениями армейской жизни, пока разбирались с «прямолинейными» солдатскими конфликтами, мы были неплохими начальниками… На Стрелке ЧП стало меньше — хорошо! Нарушителей задерживают — отлично! А получилось вон как! Пока Торопов делал успехи, мы умилялись им, не хотели замечать его недостатков. Кое-кто уже предлагал его кандидатуру на пост коменданта участка. — Туров многозначительно посмотрел на Бакланова, потом на Кузьмина.
— Что ж, на ошибках учимся, — признался Кузьмин.
— Учимся, учимся, а научиться не можем. Этот случай с Тороповым ясно показал слабость нашей системы воспитания. Мы зачастую не видим человека со всех сторон. Мы смотрим только на службу, да и то подчас формально. А душа? Сердце? Вот и срываются люди, как Торопов. Хорошие люди! Торопов… Да-а… Любовь мы караем, как преступление. А ведь к каждой душе нужно иметь свой подход… Вот так, комиссар! — Туров умышленно назвал Бакланова по старинке. — Мы с тобою в ответе за это.