— Рядовой Абдурахманов, приготовиться к выполнению задачи.
Айбек завязал глаза и вдруг в темноте почувствовал себя беспомощным. Он вспомнил, как в детстве играл в жмурки, и ему захотелось вытянуть руки, чтобы на что-нибудь не наткнуться. Повязка плотно прижимала закрытые веки, ресницы. Вот сзади заскрипел снег. Кто там прошел? Близко кашлянул политрук. Радостно чирикая, над головой пролетел воробей. Вот затарахтела пустая банка. Это зашумел показчик. Айбек, напрягая слух, навел винтовку на шум. Около уха громко дышал Торопов.
— На каком расстоянии цель? — прозвучал в темноте голос начальника.
Айбек мысленно припомнил громкость звука и неуверенно определил:
— Метров тридцать.
— Прицельтесь. Так. Держите винтовку. — Торопов снял повязку с глаз стрелка. — Ну и как?
Бойцы кругом засмеялись. Винтовка Айбека была нацелена в землю. Он сконфузился и опять обругал себя: «А, ишак!».
«Старички», имевшие больше навыков, вели себя с повязкой увереннее, но «молодняк» расстроил Торопова. Только Павличенко обрадовал его своей стрельбой. Начальник, как говорится, засучив рукава начал терпеливо показывать, рассказывать, втолковывать бойцам все секреты стрельбы на звук. Панькин сидел на бревне и с удовольствием следил за занятиями. Ему нравились упорство, терпение и выдержка Торопова, его увлеченность. Лицо начальника раскраснелось, между бровями прочертилась упрямая складка. Зная нетерпеливый и горячий характер Торопова, Панькин оценил его спокойствие не без удивления.
Отправив бойцов на заставу, они медленно пошли вслед за ними.
Солнце скрылось за Кирпичным Утесом, быстро сгущались февральские сумерки, лесистые склоны гор потонули в сизо-фиолетовой мгле, от реки подул холодный ветерок. Оттаявший за день снег взялся твердой коркой и звонко хрустел под ногами.
— Ну, давай, давай, выкладывай новости! — попросил Торопов. — Как дела на фронте?
— На фронте наши дают жизни! — весело проговорил Панькин — Армию Паулюса взяли в мешок, взяли и завязали крепко. Теперь не вылезти.
— Молодцы, молодцы! — ликовал Торопов.
Они долго еще говорили о битве на берегах великой реки. А потом Панькин сообщил удивительную новость: в армии вводили погоны.
Торопов даже остановился.
— Болтовня, наверное, — усомнился он.
— Нет, как будто, всерьез, — возразил Панькин. — Приказа еще не получили, но поговаривают, что вот-вот будет.
— Что за черт! Раньше мы били золотопогонников, а теперь сами надеваем погоны! — недоумевал Торопов.
— А почему бы и не воскресить традиции русского воинства? — заспорил Панькин. — Красивая форма была!
— Ну да, конечно. Золотой пояс, кокарда, шпоры звездочкой, рейтузы в обтяжку… — Торопов засмеялся. — Подучимся малость светским манерам — и айда в клуб мазурку отплясывать. А чуть что — не поделили деревенских красавиц — валяй к барьеру… Чудишь ты, Михаил Семенович!
— Чего же тут чудного?
— Погоны! А! Погоны! — все никак не мог примириться с этой новостью Торопов. — Ведь били же мы за погоны!
— То были царские, а теперь народ нам наденет погоны. Свои, советские погоны!
Торопов смущенно почесал затылок. И между ними, как всегда, вспыхнул спор…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Жизнь на Стрелке шла своим чередом, оборачиваясь для бойцов то большими, то малыми событиями. И в этих событиях все больше и больше открывались перед Панькиным и Тороповым люди заставы.
Однажды в канцелярию вбежал Морковкин и, подавая начальнику булку хлеба, взволнованно сказал:
— Вот, смотрите!
— Что «вот»? — не понял Торопов.
— Нашли сейчас под стогом сена!
— Под каким стогом?
— Товарищ Морковкин, вы объясните спокойней, — попросил Панькин.
— Булку нашли под стогом, на дворе заставы! — И Митька рассказал все, как было.
…Морковкин и сержант Борзов ездили на подводах за сеном. Вернувшись на заставу, они подъехали к стогу и принялись разгружать сани. Подгребавший остатки сена Морковкин вдруг зацепил вилами за что-то твердое. «Никак, камень приволокли?» — подумал он. Но твердый предмет оказался мерзлой булкой…
Повертев находку в руках, Торопов вызвал старшину и повара.
Михеев и Кукушкин, переглянувшись, недоуменно развели руками.
— Сбегайте в пекарню, проверьте, вся ли выпечка на месте? — распорядился лейтенант.
— Булка из последней выпечки, — заявил повар.
— Проверьте.