— Жалкая планетка лжецов, — кряхтит монстр. — Фех Цуд вам ещё покажет…
Что нам покажет первый Владыка кхелотов, остаётся секретом. Потому что невидимые путы вдруг взвизгивают — и тело твари начинает разъезжаться под ногами.
Торопливо взлетаю, прихватывая за шкирку чуть пришибленного после падения Цеада
Болото, насколько хватает взгляда, заливает кровь. Под нами — огромная куча мелко нарубленного осьминожьего фарша. В него же превратились остальные твари.
— Я всё понял, — произношу задумчиво. — Тебя, Гайла, лучше не злить.
— Она сказала, что с тобой так не получилось бы, — любезно сообщает Эфения. — У тебя скелет слишком крепкий, так просто не порубишь. Вот покалечить чуток — это да.
Спасибо тебе, скелет, огромное. Хотя, зная Гайлу… При необходимости она обязательно что-нибудь придумала бы.
Подлетаю поближе к радующимся победе бойцам и ставлю Цеада на относительно чистое место.
— Ты — чокнутый ублюдок, так и знай, — сообщаю ему серьёзно. — Вместе спуститься не судьба уже?
— Не судьба, — качает он головой. — Мне нужно было оказаться с врагом один на один и победить.
Ну… Если только формально и с огромной натяжкой… Но на этот счёт предпочитаю промолчать.
— Кхелотские традиции? — усмехаюсь.
— Личные заморочки, — улыбается и он.
— Смерти ищешь?! — на нас налетает Ешиля в человеческом обличьи. — Так и скажи сразу! Башку отгрызу — и привет!
Цеад вдруг охает, хватаясь за бок. Девушка бледнеет и придерживает страдальца под руку, чтоб не упал.
Отхожу от воркующей парочки подальше — поближе к сбившимся в кучку воинам. В центре группы стоит бывший храмовый служка Кемид и вдохновлённо вещает:
— …и обратили они клинки свои против подобного горе монстра. И пал он под их натиском, подобно порубленной на куски рыбине. И молвил тогда саль-бат…
— Ещё раз меня этим саль-батом назовёшь, пасть порву, — прерываю болтуна.
— А мне понравилось, — ухмыляется Капец. — У парня определённо есть талант.
Киваю на небо, которое вижу поверх его плеча:
— Да я даже не спорю. Только лучше всё-таки послушать его в городе.
От линии горизонта вверх и вниз расползается чернильная темнота. Не ночь или сумерки, а словно ничто, небытие.
Бездна.
Видимо, после смерти монстра созданная им реальность начала распадаться. И неплохо было бы нам убраться отсюда, пока ещё можем.
Присмиревшие кхелоты и тролль грузятся на дракона. Среди них есть раненые, но удалось обойтись без потерь. Всё-таки хорошо, что они сюда явились — не пришлось разрываться между защитой выхода и уничтожением монстра.
В общем, забираю свои слова про них, хоть и не высказанные, обратно.
Дружно летим в сторону знакомой деревянной площадки с выходом. Но меня беспокоит один вопрос. Как Ешиля собирается протискиваться туда в виде дракона?
Оказывается — никак.
Перед выходом кхелоты безропотно спукаются с её спины и дракон вновь превращается в девушку.
На винтовой лестнице и во дворе навалены останки монстров — некоторые, видно, обошли защитников стороной. Но основная их масса всё равно остаётся в исчезающем пространстве.
Небесные покои тоже растворяются в воздухе, стоит дракону взлететь со двора. Неужто на этот раз всё и правда закончилось?!
Мы слетаем на площадь столицы под приветственные крики толпы.
Приземляюсь — и тут же лишаюсь брони и меча. Зато рядом со мной появляются две девушки — черноволосая Гайла и Эфения с кудрявой розовой шевелюрой.
Кхелоты и представители других народов на нас буквально набрасываются — с вопросами, поздравлениями и прочим трёпом. По всему видно, что нас ждали.
— Пропустите! — раздаётся вдруг крик. — Дайте пройти! Бабушка Улу…
Пожилую женщину тащат к нам на носилках и поначалу мне кажется даже, что она мертва. Но стоит её помощникам остановиться, как Улу упрямо распахивает красные глаза.
— Гайла, — буквально шепчет она, протягивая к девушке руку. — С возвращением.
— Я здесь, бабушка! — девушка осторожно сжимает хрупкие пальцы.
— От имени нашего народа скажу, — то ли обещает, то ли грозит бабушка. — Ты свободна, Гайла. Отныне выбирай свой путь самостоятельно.
Улу бросает на меня красноречивый взгляд и находит Рах Шана.
— Прости, Рах Шан, — произносит с горечью. — Ты стал первой жертвой моей слабости. Не последней, к сожалению.
Советник слегка кланяется, пряча глаза:
— Это было моё решение, матушка.
Улу тяжело вздыхает, затем её губы трогает лёгкая улыбка.