— И позволите, чтобы наше наследство перешло в руки этих кретинов? — мягко спросил он, но она не ответила. — Вы говорите, что любите ваш дом, но если мы не поженимся, вы его все равно потеряете. А если вы выйдете за меня замуж, то, по крайней мере, сможете приезжать сюда. Я полагаю, что, если с вашими родственниками что-нибудь случится, то дом перейдет к вам.
— Да, это моя доля в наследстве. Прадедушка знал, как я люблю этот дом.
— В таком случае подумайте, прежде чем принимать решение. Вы действительно хотите увидеть, как дом продадут, а деньги пойдут Обществу? При упоминании об Обществе Лиз охватило бешенство. Если бы только ее прадед не связался с этими ненормальными!
— Мне кажется, — прервала она продолжительное молчание, — что бы я ни сделала, я все равно останусь в проигрыше.
— Благодарю, — ехидно ответил Нигель и откинулся на спинку стула.
— Вы отлично знаете, что я не хочу выходить за вас замуж, — сказала она, — поэтому сейчас неуместно придираться к словам.
— Нам лучше вести беседу в дружеском тоне, — посоветовал он, — иначе мы далеко зайдем.
Лиз странно посмотрела на него.
— Вы говорите так, словно и в самом деле хотите на мне жениться, — сказала она наконец.
— Должно быть, я ненароком ввел вас в заблуждение, — спокойно возразил Нигель, и ее щеки вспыхнули.
— Я желаю приобрести жену не более, чем вы мужа, но так же, как и вам, мне ненавистна мысль, что все эти деньги уплывут от меня.
Он замолчал, а Лиз вновь ощутила ту звенящую дрожь в спине. Сначала он говорил, что не хранит все яйца в одной корзине и его не беспокоит потеря этих денег. А сейчас старается убедить ее выйти за него замуж, ибо ему ненавистна мысль, что деньги уплывут от… Нет ли у этого человека других причин добиваться их свадьбы? Подумав об этом, Лиз внезапно насторожилась. Он был наполовину грек, а греки, как известно, самая любвеобильная нация в мире… Этот поцелуй… это примитивное, дикое желание…
Но она-то достаточно собой владеет. Он не сможет заставить ее участвовать в этом без ее согласия… или сможет? У него железные объятия, это нельзя сбрасывать со счетов.
— Никто из нас не будет вмешиваться в дела другого, — сказал Нигель, словно прочитав ее мысли. — Мы будем жить в одном доме и проявлять дружелюбие, когда будут приходить мои друзья. В другое время каждый идет своей дорогой.
Он замолчал, ожидая, что она возразит, но Лиз тоже молчала, опустив глаза. Она все еще была озадачена чем-то, чему не могла придумать название. Он казался довольно искренним, и все же…
— Мне кажется, это разумный путь, — продолжал Нигель. — Единственный путь, если мы не хотим потерять наши деньги.
Он взглянул ей прямо в глаза, и Лиз отбросила сомнения. Нет, у него не больше желания жениться на ней, чем у нее выходить за него замуж, и, как он сказал, это единственный разумный путь.
— Я всегда клялась, что не расстанусь со своей свободой, — сказала она, глубоко вдохнув.
Нигель засмеялся, и Лиз с удивлением посмотрела на него. Как изменилось его лицо!
— Странно, я тоже. У нас были великолепные планы… Но никто из нас не мог предвидеть, какие трудности соорудит жизнь на нашем пути. — Он помолчал, потом спросил, весело подняв брови: — Будем считать, что мы помолвлены?
Лиз отказалась дать немедленный ответ.
— Мне надо все хорошо обдумать, — сказала она.
Но когда Лиз посмотрела в эти серо-зеленые глаза, ее охватило тяжелое предчувствие, что этот смуглый бог с языческого Парнаса сыграет не последнюю роль в ее будущей жизни.
Глава вторая
Они миновали Афины и уже долго ехали вдоль винно-темного моря, когда в туманной дали появился в великолепном многоцветии остров Эгина.
— Ты раньше бывала в Греции?
Нигель говорил, как обычно растягивая слова, и это начинало действовать его жене на нервы. Ей казалось, что таким образом он подчеркивает свое безразличие к ней.
— Лишь однажды, в Афинах.
Ее тон был холоден и не предполагал продолжения разговора. Снова наступило долгое молчание. Нигель сосредоточенно вел машину, а Лиз обуяла дикая злоба на своего прадеда и его причуды.
Неужели ей придется провести бок о бок с этим мужчиной всю жизнь? Ее свобода ограничена, и не по ее вине!
Она пыталась успокоиться, говоря себе, что будет периодически посещать свой дом в Англии. Но быстрый взгляд на словно высеченный из камня профиль мужа вновь всколыхнул ее мысли. Как это будет утомительно… О, как ужасно утомительно будет все время находиться рядом с этим человеком! Она вцепилась руками в колени и застыла, пока на крутом подъеме, ведущим в страну Парнаса, Нигель не сказал ей:
— Что с тобой? Расслабься, ради Бога. Я не привык ездить, когда рядом со мной кусок льда. — Он все так же растягивал слова, и легкий акцент придавал им особую выразительность.
Лиз взглянула на его смуглый профиль и покраснела.
— В нашем контракте ничего не говорится о том, что я должна развлекать тебя!
— Развлекать? — В его серо-зеленых глазах заиграла насмешка. — Сомневаюсь, что с тобой можно хоть чем-нибудь развлечься.
Ее глаза широко раскрылись, и в них вспыхнули гневные огоньки. От этого искусного намека Лиз покраснела еще больше.
— Я рада, что ты это понимаешь, — отрезала она и отвернулась к окну.
Дорога уже шла вниз мимо восхитительных декораций, которые природа построила только в Греции. Долины сменялись горами с зеленью стройных кипарисов и оливковых деревьев, виноградники вперемешку с тополями образовывали великолепный задник с захватывающе красивой мешаниной цветов, а надо всем нависало безупречно голубое небо Греции.
— Надеюсь, — сказал Нигель, быстро переключая скорость, так как дорога начала петлять, — ты не предполагаешь, что мы всю оставшуюся жизнь будем холодны друг с другом?
Лиз резко повернулась, ее нервы были на пределе.
— Ты дал мне понять, что каждый пойдет своей дорогой.
— Напротив, я говорил, что мы должны быть дружелюбными друг с другом, особенно в присутствии моих друзей.
Что-то в его тоне заставило Лиз внезапно нахмуриться. Разве ей есть чего бояться? У нее сильная воля и не такая уж она хилая. Ее изящность и утонченность были обманчивы: Лиз занималась плаванием, теннисом и альпинизмом.
Нигель ждал ее ответа, и она сказала ледяным, почти враждебным тоном:
— Чтобы не разочаровываться, не жди от меня слишком обильного дружелюбия.
Она увидела, как он скривил губы. Затем нажал на газ, и машина устремилась вперед.
— Я надеюсь, Лиз, — сказал Нигель очень мягко, — что мы поймем друг друга с самого начала. У меня репутация тяжелого и упрямого человека, поэтому, возможно, своевременное предупреждение избавит нас обоих от многих неприятностей.
Она разозлилась. Какая напыщенность! Можно подумать, что он действительно ее муж! Лиз захотелось зло ответить ему и раз и навсегда поставить на место, но она подавила свой гнев и вместо этого ответила со спокойным сарказмом:
— Я, вероятно, необычайно тупа, но я не очень поняла, что ты имеешь в виду.
Тень улыбки появилась на строго очерченных губах Нигеля.
— Ты не поняла то, что я сказал? — мягко поправил он.
— Какая разница?
— Небольшая есть, и тебе стоит о ней помнить.
Лиз повернулась к нему. Ее голубые глаза сверкали, зубы были плотно стиснуты.
— Не угрожай мне! Я не имею представления, о чем ты стараешься мне намекнуть, но ты поступил бы умнее, если бы оставил меня в покое. Ты сказал, что каждый пойдет своей дорогой, и именно это я и собираюсь сделать. У меня не было никакого желания выходить замуж. Мужчины надоели мне до безумия своими пустыми беседами, если, конечно, твою болтовню можно считать беседой. Годы, проведенные с тобой, будут для меня годами выживания среди мужской глупости! — продолжала она взбешенно. — Выживанием, потому что мне невыносимо каждое мгновение этой жизни!
Воцарилось напряженное молчание.
— Хочу надеяться, что некоторые моменты этой жизни не окажутся более невыносимыми, чем все остальные, — пробормотал Нигель, и повернул руль вправо, пропуская встречную машину.