У Марка Саммерса был план: если партия сыворотки будет доставлена в Ненану, почтальон, проделав половину пути, может передать ее быстрой упряжке, присланной из города. Нужен был кто-то, на кого можно положиться, кто сумеет проделать этот путь в рекордное время. Саммерс знал только одного человека, которому подобное задание было бы по плечу, – это был жизнерадостный норвежец Леонхард Сеппала.
Сеппала был лучшим погонщиком собачьих упряжек в золотодобывающей компании. О его приключениях ходили легенды, благодаря чему он получил прозвище Король Трассы.
Внимательно выслушав Саммерса, совет по здравоохранению единодушно поддержал его. Но Мейнард предложил, чтобы члены совета также приняли во внимание другую возможность: доставку сыворотки по воздуху.
Мэр с давних пор пропагандировал авиацию на Аляске. Он был уверен, что самолеты в итоге покончат с изоляцией многих городов Аляски и будут способствовать их процветанию. Члены совета выразили сомнение относительно того, окажется ли доставка сыворотки по воздуху более быстрым вариантом. Зимние полеты считались чрезвычайно опасными: кабины летчиков были открытыми, и полет при морозе и сильном ветре оказывался очень тяжелым.
В прошлом году один бывший военный летчик первым на Аляске совершил зимний перелет. Большим успехом и доказательством того, что зимние полеты на Аляске возможны, считалась экспериментальная доставка авиапочты между Фэрбенксом и Мак-Гратом. Но эти маршруты были короче расстояния до Нома и полеты происходили в гораздо более теплую погоду.
Члены совета были почти убеждены, что судьба Нома в руках Сеппалы, поэтому в тот же вечер Саммерс навестил своего служащего и распорядился, чтобы тот готовился к главным гонкам своей жизни.
Тем временем Мейнард отправил телеграмму единственному человеку, который обладал достаточной властью и политическим влиянием, чтобы сделать воздушную операцию возможной. Это был делегат Аляски в Конгрессе США Дан Садерленд.
В НОМЕ РАЗРАЗИЛАСЬ СЕРЬЕЗНАЯ ЭПИДЕМИЯ ДИФТЕРИИ ТЧК НЕТ СВЕЖЕЙ СЫВОРОТКИ ТЧК ПОГОВОРИТЕ С МИНИСТРОМ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ И СООБЩИТЕ ЕМУ ЧТО ГОРОДУ НЕМЕДЛЕННО ТРЕБУЕТСЯ МИЛЛИОН ЕДИНИЦ ЛЕКАРСТВА… АЭРОПЛАН МОЖЕТ СЭКОНОМИТЬ ВРЕМЯ ТЧК
Леонхарду Сеппале было сорок семь, и по всем правилам ему полагалось бы остепениться. Но он был так же силен, как и летом 1900 года, когда прибыл в Ном в поисках золота. Он и теперь, спустя четверть века жизни и работы на холоде, был подвижен и ловок, как гимнаст. При росте 1 метр 62 сантиметра и весе около 65 килограммов, Король Трассы выглядел моложе своих лет. У него было сильное моложавое лицо и светло-каштановые волосы. Мальчишеские кудри откинуты назад, будто ему в лицо постоянно дуют северные ветры Нома.
Он был настоящим атлетом от природы, человеком необычайной силы и выносливости. В то время как большинство погонщиков собачьих упряжек считали 30 миль в день трудным переходом, Сеппала часто проходил 50, а иногда даже сто миль, если позволяла погода, двигаясь по 12 часов с полным грузом. В одну из зим он проехал на собаках в общей сложности семь тысяч миль.
Сепп, как называли его друзья, любил немного порисоваться, он мог, чтобы рассмешить друзей, пройтись колесом и закончить выступление двойным сальто. А иногда он ходил по Франт-стрит на руках, прогнув спину, так что его ботинки почти касались буйной шевелюры, а школьники хохотали и хлопали в ладоши.
С того времени как Марк Саммерс обратился к Сеппале за помощью, тот тренировал упряжку в безлесых холмах у подножия Сотут-Маунтинс. В этом году выпало относительно мало снега, поэтому собаки были не в лучшей форме. Если сыворотку доставят в Нулато, на полпути между Номом и Ненаной, Сеппале придется проехать за ней больше 300 миль. Это длинный перегон.
Сеппала решил пуститься в путь с двадцатью из имевшихся у него тридцати шести сибирских лаек. Это была довольно большая упряжка для такой легкой поклажи, но на трудном перегоне до Нулато собаки могли поранить лапы и выбиться из сил.
Маршрут от Нулато до Нома считался одним из самых опасных на Аляске. Он большей частью проходил по берегу залива Нортон-Саунд, где часто свирепствуют вьюги и холодные ветра, но самым трудным был последний отрезок пути, когда упряжке приходилось пересекать залив по льду. Особенно опасно было удаляться от берега: неожиданно отколовшаяся от берега льдина могла унести упряжку в Берингово море.
На трассе и вне ее собаки требовали постоянного внимания, и Сеппала не жалел на них ни времени, ни денег. Он начал обучать их еще щенками и понимал так же хорошо, как жену и ребенка.
«Собаки всегда были у нас на первом месте, – рассказывала репортеру его жена Констанс в 1954 году, когда ей было пятьдесят два года. – В нашей гостиной часто царил ужасный беспорядок: повсюду валялись муклуки, упряжь, нарты, веревки и прочее снаряжение, нуждавшееся в починке».
Погонщикам на Аляске постоянно приходилось заботиться о корме для собак. В рацион животных должно было входить достаточно белков и жиров, чтобы они не болели и не мерзли во время зимних переходов. Хозяева собак запасали главным образом лосося. На заготовку провианта порой уходило все лето; ежегодно запасали до двух тонн корма.
Езда на нартах была самой легкой частью работы погонщика. Здоровье собак требовало ежедневного внимания, независимо от того, находились они в пути или нет: незамеченный вовремя вирус, распространившись, мог уничтожить всю свору. Во время путешествия каюр должен был проверять собакам лапы и в случае необходимости лечить. Хороший погонщик ставил нужды собак выше собственных. После десятичасового перегона сначала полагалось накормить животных, на что уходило часа два-три. Надо было нарубить дров, сделать прорубь во льду, натаскать воды – по четыре литра на каждую собаку. Если воды поблизости не было, на костре топили снег; из четырех частей снега получалась всего одна часть воды.
Двигаясь вдоль берега, погонщик кормил собак сушеным лососем, а если вокруг было вдоволь дров, варил густую рыбную похлебку (некоторые погонщики предпочитали богатое жирами бобровое мясо) с рисом или овсянкой. Во время перегона Сеппала давал своим собакам по полкило сушеного лосося и по 150 граммов тюленьего жира в день.
После кормежки животным массировали натруженные мышцы. А потом рубили для них подстилку из лапника. Вид и запах хвои радовал собак, они затихали и устраивались на ночлег. Затем следовал ритуал, который погонщики называли «благодарственным воем».
Сначала начинала тонко выть одна собака, к ней присоединялась вторая, затем третья. И вскоре все собаки, задрав морды вверх, соединяли свои голоса в нестройном хоре. Пение обрывалось так же неожиданно, как и начиналось, собаки принимались все быстрее кружиться на месте, взбивая лапами подстилку, пока не устраивались со всем комфортом. Потом, прикрыв носы хвостами, они засыпали. Только тогда погонщик мог позаботиться о себе.
Сеппала полюбил эту работу с того момента, как впервые встал за нартами в свою первую зиму в Номе – ему было чуть больше двадцати. Джафет Линдберг, один из «трех счастливчиков шведов», уговорил его приехать на Аляску работать на его рудниках и послал проверить слухи о золотой жиле в 90 милях к северо-востоку от города.