– Сара! Послушай! Приходи к нам, у нас есть всё, чтобы дать тебе возможность родить ребёнка и ухаживать за ним. Наши сёстры позаботятся о вас. У Бога есть в сердце место для каждого!
Голос отца Амброзия затих вдали, а Сара прошмыгнула в один из тайных входов в Лабиринт и, никем не замеченная, добралась до своей комнаты. Она ещё долго лежала в постели, не раздеваясь, просто глядя в потолок. В её голове, словно морской прибой, то накатывали тяжёлые волны мыслей, то наступала мёртвая, противоестественная пустота. Как камушки на берегу, разбросанные волной, образуют всякий раз новый узор, так и её мысли с каждым часом меняли направление. Сара думала то о Линде, то о своих детских игрушках, то о Червяке, то о зимних холодах… Вдруг она рывком села на кровати. Что же это получается? В тот вечер, когда она, кутаясь в тёплую одежду, ждала на морозе послания для Джарета, Линда замерзала на крыше Лабиринта? А что же Джарет? Он в это время развлекался на балу, танцевал, пил своё любимое вино со специями, завораживал дам – всё это, зная, что две девушки умирают на морозе? Билли не мог сделать этого с Линдой без приказа своего хозяина, а это означает, что ответ очевиден: Сара видела в Джарете только то, что хотела видеть, а ведь на самом деле её жизнь всегда, каждое мгновение была в опасности! Теперь все части головоломки, которую представлял для Сары Король, сложились в картину, и картиной этой был портрет очень опасного и жестокого человека. Стоило ей, как говорил Червяк, по-настоящему расстроить Джарета, с ней было бы покончено без всяких сомнений и сожалений. А теперь в опасности и её нерождённое дитя!
Как она могла быть такой наивной? О чём она думала? Неужели решила, что Джарет так и позволит ей остаться в Лабиринте и воспитывать ребёнка тут, в этом вместилище порока?! Ох, прав отец Амброзий, прав! Нужно немедленно уходить, пока есть возможность.
Тем же утром, едва забрезжил рассвет, Сара покинула Лабиринт, как ей казалось, навсегда. Она не могла взять с собой много вещей – да у неё их и не было. Она надела свое синее бархатное платье поверх льняного, закуталась в платок и достала из общего шкафа у входа тёплое пальто попроще. Жёлтое атласное платье пришлось оставить, хоть Сара и любила его больше прочих.
По пути к монастырю она не жалела о своём решении.
Роды прошли в срок и на удивление спокойно, несмотря на все тревоги, которые пришлось пережить Саре. Мальчик родился в конце марта, и Сара, помня о своей традиции отмечать день рождения в самый первый день настоящей весны, решила теперь считать день рождения её сына двойным праздником и самым солнечным днём в году, какая бы ни стояла погода за окном. Мальчика она назвала Тобиасом – в честь своего отца. Он родился в день её девятнадцатилетия.
Первые три месяца Сара не замечала ничего вокруг, потому что ребёнок требовал постоянного внимания. Хоть Тоби и не боялся людей, улыбался и тянулся ко всем, Сара не могла часто оставлять его одного с сёстрами – у всех было много своей работы. Ходили слухи, что у стен монастыря околачиваются подозрительные личности и задают вопросы, поэтому Сара не выходила на улицу и тёплыми днями гуляла во внутреннем дворе, лишённая удовольствия увидеть свой любимый яблоневый сад в цвету. Часто Сара брала Тоби с собой на кухню, чтобы помогать другим, пока Тоби спал. Ей очень хотелось работать в монастырской библиотеке, но это место не терпело шума, а Тоби нередко просыпался и хныкал, а то и кричал так, как будто намеревался заглушить колокола церкви.
Отец Амброзий часто беседовал с Сарой, открывая новый для девушки взгляд на жизнь. Он объяснил ей, почему жизнь в постоянном веселье – это грех. Танцы, смех, изобилие еды, тысячи лиц вокруг – всё это было чудовищным преступлением, которое Сара совершала на протяжении нескольких лет. Священник говорил, что только внутренняя чистота девушки может спасти её и её незаконнорожденного сына от мук адских, на которые их обрёк Джарет, являвшийся в глазах всего нового окружения Сары посланником дьявола. Девушка старательно молилась, как говорил ей отец Амброзий, но при этом чувствовала себя бесконечно глупо, как будто читая самой себе непонятные заклинания. Она не говорила об этом священнику, потому что считала, что дело в ней – это она была необразованной порочной женщиной, которая никак не может усвоить элементарных вещей. Поэтому она исправно учила молитвы и копировала поведение монашек: взгляд в пол, волосы под платок, скромный наряд.
В то же время она начала понимать, что Тоби требует всё больше заботы: скоро ему понадобится нормальная еда, одежда, игрушки – вряд ли того, что может предоставить монастырь, будет достаточно для её ребёнка. Хоть у неё и были остатки денег от крошечного жалования, которое получали работники Лабиринта, некого было попросить сбегать в город за необходимым – монашки были уверены, что у младенца есть всё, что нужно, и не собирались тратить время на прихоти Сары. Рано или поздно ей придётся выйти самой, несмотря на угрозу, исходившую от Джарета. Сара была уверена, что Король не то что не забыл её – он был зол. Не зря же кто-то бродит вокруг, выведывая про девушку с младенцем. И всё же Сара должна была выйти за пределы монастыря. Ей было больно смотреть на своего ребёнка, который не может получить лучшего, ведь, будучи маленькой девочкой, она совсем не так представляла себе материнство.