Простой перечень профиля документов, поиск и обработка которых осуществлялся в государственных и политических архивах Москвы, Вятки (Кирова), Екатеринбурга (Свердловска), Оренбурга, Перми, Уфы и Челябинска, обнажает еще одну немаловажную проблему — ограничения круга источников, обилие которых делает непосильным их фронтальное привлечение к исследованию. Поскольку объектом изучения является довольно крупный регион, предпочтение отдавалось документам областного (уральского) и губернского уровней. Огромное количество материала осталось вне поля моего внимания, значительная часть найденного не вводится в научный оборот. Дальнейшее изучение источников городского, уездного, волостного, поселкового и сельского уровней представляется возможным в рамках крупномасштабного коллективного проекта, требующего согласованных усилий и кропотливого труда.
Читатель без труда обнаружит, что частота отсылок к материалам челябинского архива местами несколько превышает норму сбалансированного регионального исследования. Объясняется это тем, что, живя в Челябинске и не имея достаточных возможностей для длительной работы в других городах, я более тщательно занимался в доступных мне архивохранилищах, чтобы выявить наиболее информативные комплексы источников, перенеся затем этот опыт на поисковую деятельность в других архивах. Безусловно, ограниченность материальных средств — плохой помощник в научных изысканиях. Но выбора у меня не было, а такой, «экономичный», вариант поиска себя, в общем, оправдал: приезжая в очередной архив, я словно бы знал, где что лежит, и радовался скорости и результативности поиска (на архивные «раскопки» ушло около полугода).
В целом, объем и спектр собранных и проанализированных источников представляется достаточным, чтобы в первом приближении ответить на вопросы, поставленные в исследовании, которое не воспринимается мною как разработка принципиально новой концепции — свою задачу я определяю скромнее: привлечь внимание историков к малоизвестным материалам, посодействовать развитию творческого интереса к истории «маленького человека» и, в конечном счете, облегчить проникновение современника в ткань нашего странного прошлого. Если эта книга поможет кому-либо лучше понять наших предков (а может быть, и самих себя), а для кого-то послужит импульсом к исследовательской работе, я буду считать свою миссию успешно выполненной.
1. Масштабы катастрофы: от «свободы» к каннибализму
«Мы живем в эпоху, аналогичную эпохе гибели античного мира».
«Революция есть катастрофа в истории России, величайшее государственно-политическое и национально-духовное крушение, по сравнению с которым Смута бледнеет и меркнет».
1.1. Политические катаклизмы
«Россия стоит в раздумье между двумя утопиями: утопией прошлого и утопией будущего, выбирая, в какую утопию ей ринуться».
Описание и интерпретацию жизни «маленького человека» в условиях цивилизационной катастрофы необходимо, на мой взгляд, предварить зарисовкой ее компонентов и масштабов. Этот обзор неизбежно имеет пунктирный и во многом вторичный характер, что обусловлено задачами этой части книги. Опыт жизни и историографии в XX в. располагает к скромности — к отказу историка от высокомерной веры исторической науки XIX столетия в возможность восстановить прошлое в полном объеме и без искажения пропорций. Подобная, теоретически и практически недостижимая, реконструкция в данном случае не намечается и не требуется. Мне представляется целесообразным очертить контуры лишь тех событий и процессов, которые не могли не оказать серьезного влияния на жизнь людей и требовали от них ответных реакций. Такая постановка задачи объясняет и, надеюсь, оправдывает скупость и фрагментарность описания, опирающегося, по большей части, на основательные наработки специалистов, благо, в исследованиях событийного ряда, макроструктур и процессов периода революции и гражданской войны в России и на Урале недостатка не ощущается. Несмотря на общеизвестность, если не банальность фактов, которые здесь будут изложены, я не советовал бы читателю — вне зависимости от уровня его исторической эрудиции — обойти вниманием первую часть книги. Она поможет представить общий контекст рассматриваемого периода, обозначить, образно говоря, общие границы сцены, эскиз декораций, основные линии сценария, которым вольно или невольно будут следовать герои описываемой драмы. Поскольку предполагаемая реконструкция преимущественно обязана результатам усилий многих историков (хотя ряд материалов в ней будет приведен впервые), в этой части книги неизбежны историографические вкрапления: в ней придется коснуться ряда проблем и сюжетов, по которым историки сохраняют разногласия или с трудом идут на сближение позиций. Наконец, по ряду проблем, касающихся влияния революции и последовавших за ней событий на жизнь населения, автор предпринимает попытку выработать самостоятельную позицию, обусловленную не столько новизной материала, сколько непривычным углом зрения.