К середине первой декады марта 1917 г. власть губернаторов и других представителей прежней гражданской администрации перешла к председателям губернских и земских управ и главам городских Дум — все они получили статус комиссаров Временного правительства. Отстранение прежних представителей власти сопровождалось стихийным и насильственным, с эксцессами погромного характера, разрушением структур правопорядка и политического сыска. Преследование полицейских и жандармов, самосуд над бывшими представителями власти, попытки уничтожения делопроизводства органов сметенного режима, захват тюрем и освобождение без всякой проверки всех заключенных, преимущественно уголовных, прокатились по Уралу, превратившись в своеобразный символический акт расправы с царским строем и признания новой власти. Наряду с органами местного самоуправления, значение которых в управлении подведомственными территориями в этой связи резко возросло, повсеместно, хотя и с различными темпами и интенсивностью, стали возникать разномастные общественные органы, претендующие на участие во власти — Комитеты общественной безопасности (КОБы) или общественных организаций (КОО), Советы рабочих, солдатских, затем — крестьянских депутатов. При этом активно воспроизводился опыт первой российской революции, точнее — конца октября 1905 г., когда комитеты общественной безопасности или обороны создавались в ответ на столкновения революционно и патриотически настроенных манифестантов, интерпретированные современниками (а затем — и исследователями) как еврейские погромы. Этим отчасти объясняется более стремительное, по сравнению с Советами (неразвитыми в 1905 г. на Урале), возникновение КОБов. Так, в Вятской губернии образование Советов растянулось на месяцы между 14 марта и октябрем 1917 г., в то время как большинство КОБов — 9 из 12, даты возникновения которых точно известны, — было создано 3-9 марта.[73] В результате в первую декаду марта КОБы в уральских городах доминировали, а Советов насчитывалось около 20. Однако вскоре это соотношение кардинально изменилось. Распространение КОБов — этого феномена городской жизни, возникшего, как и в 1905 г., по инициативе земств и других, растущих, как грибы после дождя, общественных и партийных организаций, — быстро натолкнулось на естественную границу: неразвитость уральских городов. В то же время в горнозаводской зоне и, в меньшей степени, на селе организовывались Советы — своеобразная модификация живой общинной традиции. В результате в Перми уже 19 марта удалось провести совещание представителей 83 городов и заводских поселков, в которых процесс формирования Советов находился в разгаре или завершился. Преобладающая часть Советов организовалась на Урале во второй половине марта — апреле: к концу этого периода их существовало уже 145. Наиболее интенсивно этот процесс протекал в Пермской губернии. К началу июля 1917 г., когда количество Советов на Урале по сравнению с апрелем удвоилось, более половины из них действовало в Пермской губернии (170), за которой с большим отрывом следовали Вятская (60), Уфимская (43) и Оренбургская (20).[74]
Активное участие в создании многообразных общественных объединений приняли возродившиеся из небытия партийные организации социалистов-революционеров, социал-демократов, конституционных демократов. В течение десятилетий советские исследователи, в том числе уральские, пытались определить точное соотношение численности большевиков и меньшевиков, количество Советов, шедших за ленинцами или умеренными социалистами эсеровской и меньшевистской ориентации. Так, по данным Ф.П. Быстрых, в марте-апреле 1917 г. за большевиками шло 20% Советов Урала, к 25 октября, на момент начала Октябрьской революции, удельный вес пробольшевистских Советов вырос до 62%.[75] Н.К. Лисовский с точностью до одного человека сосчитал количество большевиков (1560) и меньшевиков (5263) в 17 объединенных организациях уральских социал-демократов в апреле 1917 г. [76] Между тем, уже сам факт их затянувшегося до сентября размежевания ставит под сомнение возможность столь точной реконструкции внутрипартийной группировки единомышленников, которые и сами в середине апреля 1917 г. вряд ли смогли бы с уверенностью отнести себя к тому или иному направлению. Основанные на перегруженных мощным пропагандистским зарядом большевистских документах, воспоминаниях и более позднем определении политических позиций тех или иных партийных и советских деятелей, подобные статистические выкладки должны восприниматься исследователями по возможности критично. То было время, когда будущие непримиримые большевики выражали полную солидарность с Временным правительством и призывали к продолжению войны до победного конца,[77] когда земства принимали решения о финансировании Советов; когда члены КОБов входили в состав Советов, а члены Советов были представлены в КОБах; когда социалисты сотрудничали с бывшими и будущими врагами — кадетами; когда социал-демократы, в том числе большевики, входили в комитеты общественных объединений, признанных впоследствии советской историографией «местными органами власти Временного правительства», которые «...формировались из кадетов, офицерства и представителей мелкобуржуазных партий».[78] Большая часть 1917 г. прошла в обстановке совершенно неопределенной перспективы, неясной расстановки политических сил и невыраженных линий противостояния: пресловутое «двоевластие» Советов и органов власти Временного правительства на периферии бывшей империи реально оборачивалось многовластием бесчисленных государственных, квазигосударственных, общественных и партийных органов, учреждений и организаций, бестолковая конкуренция которых на деле означала безвластие, паралич управления и контроля над происходящим. Внутренняя логика и железные закономерности, приписанные позднее историками революционному процессу 1917 г.,[79] при ближайшем рассмотрении ситуации не обнаруживаются. Политический хаос, усугубленный неустойчивостью и ненадежностью хозяйственного положения и деградацией быта, вызывал растущее раздражение населения, в котором ожидание сильной власти становилось все более напряженным и нетерпеливым.
73
См.: Обухов Л.А. Вопрос о власти на местах после Февральской революции (по материалам Вятской губернии) // Вятская земля в прошлом и настоящем: тез. докл. и сообщ. II науч. конф. Киров, 1992. Т. 1. С. 226.
76
См.: Лисовский Н.К. О некоторых вопросах истории Октябрьской социалистической революции на Урале // Вопросы истории Октябрьской революции и социалистического строительства на Урале. Челябинск, 1965. С. 34-36.
77
Такой позиции придерживался, например, на общем собрании Челябинского совета рабочих и солдатских депутатов 11 апреля 1917 г. С.М. Цвиллинг, будущий воинствующий большевик, первый председатель большевистского Совета в Челябинске после установления советской власти и ярый противник антибольшевистского движения под руководством атамана А.И. Дутова (См.: Челябинский листок. 1917. 14 апр.).
79
В советской исторической литературе общим местом являлись пассажи такого рода: «Во главе революционных масс края шли большевики. Под их руководством трудящиеся Урала ликвидировали органы царской власти и готовились к свержению власти буржуазии» (История Урала. Пермь, 1963. Т. 1. С. 459).