Бесконечно довольный своим открытием, Петр склонился к Ермохину, но тот спал, и будить его не хотелось.
…В двенадцать часов пришел механик цеха Павел Иванович. Молчаливый и неулыбчивый, он хмуро рассматривал собранное приспособление, дергал рукой за трубы, равнодушным голосом корил Захарыча:
— Резьбы-то мало прошел. Регулировать придется, а черта порегулируешь с короткой резьбой.
Захарыч что-то неловко бормотал про тупые плашки, виновато переступал с ноги на ногу, вздыхал, робко оглядывался на Петра.
— Да пойдет… Пал Иваныч, пойдет, — кротко уверял Захарыч. — Мы ведь с Володькой сами надумали ставить, не пойдем домой. Ну и если что неладно, мигом подрежем, если надо, резьбу-то.
Павел Иванович удивленно посмотрел на обоих, смягчился:
— Ну, коли сами. А с чего это вы?
— Да как сказать, — пробормотал Захарыч, подергивая на голове пилотку, — новая штука-то… и уж если своими руками сделали, решили до конца довести. — И неожиданно пошутил: — Домой-то чего спешить: моя старуха, поди, не осердится, а Володька-то еще штаны недавно носит, куда ему до жены.
Обиженный шуткой Захарыча, Володька покраснел, ответил:
— Ты, Захарыч, на счет штанов не очень-то…
— Да мы ж с тобой договаривались.
— Договорились, но только не об штанах, — запальчиво огрызнулся Володька.
Эта стычка хорошо согрела всех. Угрюмая сонливость на лице Павла Ивановича исчезла, он хохотнул, ткнул Володьку пальцем в живот:
— Что ты, петух, на старика-то сердишься? Давай-ка лучше берись за раму.
И Павел Иванович, и Петр, и Ермохин торжественно шли по главному пролету с приспособлением в руках. Петр боролся с беспрестанно наплывающей глупой улыбкой радости, но непослушное лицо его не поддавалось. Оно расплывалось в улыбке, и становые, встречаясь с ним глазами, тоже чуть приметно улыбались.
Рабочие окружили поставленное около клетей стана приспособление, щупали его, пересмеивались:
— Сама катать будет…
— Вот-вот, тебе только ворон ртом останется ловить.
— Автомат…
— Гришка, не трогай руками, рассыплется.
Договорившись с диспетчером цеха, Петр развел свою бригаду по другим станам. Когда он возвратился, приспособление уже висело на крюке мостового крана над станиной клети, и Захарыч кричал, напрягаясь и размахивая рукой:
— Сади, сади помаленьку…
Рама медленно наползала на ребра станины. На каком-то ему приметном моменте Захарыч птицей дернулся вверх, махнул сразу обеими руками и тонко пропел:
— Довольно, матушка… В самую точку угодило…
Шум моторов над головой стих. Вызванный Павлом Ивановичем электросварщик, напялив на голову ведрообразную каску, склонился к клети. Гудел сварочный аппарат. Под руками сварщика, словно голубой платок на резком ветру, билась электрическая дуга. Редкий багровый дым медленно полз под крышу.
Захарыч на корточках стоял около сварщика и то прикрывал глаза стянутой с головы пилоткой, то клонился к уху сварщика, крича ему что-то. Тот кивал головой, тыкал электродом в указанное Захарычем место, и снова, резкие световые блестки били в глаза Петру. Он отворачивался, подставляя к глазам козырьком ладонь и ждал, когда кончит гудеть аппарат, чтобы снова посмотреть на клеть стана.
После сварки все сгрудились около клети. Захарыч подтягивал горловины труб к калибрам и неодобрительно посматривал на Орлика, который линейкой проверял после него оставленные зазоры. Петр плохо примечал, как, в какой последовательности все происходило. Он спорил с механиком, тыча линейкой в калибр. Павел Иванович с ним не соглашался. Захарыч, не слушая их обоих, командовал что-то Володьке, и оба они, растянувшись вдоль клети на животах, крутили ключами регулировочные гайки. Володька несколько раз убегал в вальцетокарное и приносил требуемые Захарычем ключи.
Потом все отошли от стана. Павел Иванович махнул рукой. Звякнул сигнальный колокол, и валы стана медленно повернулись — стан вздохнул, задрожал, валы замелькали все быстрей и быстрей, точно спеша куда-то. Подставив ухо к подшипникам, Павел Иванович прослушал стан и, обернувшись к нагревальщику, крикнул:
— Давай…
Яркая стальная чушка скользнула из окна печи на рольганг. И Захарыч, и Володька, и Петр с Ермохиным, и даже спокойнейший Павел Иванович тревожно следили за ней. Вот она подошла к клещам вальцовщика. Тот легко вскинул ее с рольганга в первый калибр. Негромко ухнул стан, переходя с холостого хода на рабочий. Маленьким солнцем продрожала катаемая сталь во втором калибре. Потом такое же солнце вспыхнуло в третьем. И, вызывая всеобщий вздох, из четвертого, последнего калибра, выскочила, наконец, готовая полоса и резво побежала по рольгангам к торцу цеха. Все кинулись ее промерить, осмотреть трубы, калибры… Захарыч стукал ключом по гайкам, цвел улыбкой и все оборачивался к шедшему по его пятам Володьке.