Дорога ведет к Уренгою
В поселке Коголымская щитосборные дома стоят на холмах среди сосен. Когда садится солнце и по стволам как бы бегают языки пламени, а окна домов пылают отраженным светом, кажется, что в поселке пожар. Но он продолжается недолго. Со стороны леса приходят синие сумерки, они гасят солнце, и все кругом становится голубым.
К двенадцати немного стемнеет, а потом снова светло. Коголымская — поселок северный, ночи здесь белые...
Вечером в поселок возвращаются с работы строители, приезжают с трассы машины. Около двух врытых в землю столбов — «ворот» в Коголымскую — выстраивается целый караван грузовиков, автобусов, тракторов, трелевочников. Вечером первый раз я увидел Магомета Абзатова. Невысокий, широкоплечий, усатый, он озабоченно ходил вокруг своего огромного зеленого «Урала», приседая на корточки и заглядывая под кузов.
— Случилось что? — спросил я.
— Зачем случилось? — удивился Магомет. — Просто так смотрю...
— А зачем просто так смотреть?
— Человек день работает, руки-ноги устают. А машина — она не скажет. Каждый день надо смотреть. Мало ли что... — Он вытащил из-под сиденья тряпку и вытер пыль с капота. Сделал он это так ловко и осторожно, словно стирал пыль по крайней мере с крышки рояля. Потом открыл капот и начал копаться в моторе.
Когда мы возвращались после ужина из столовой, Магомет все еще крутился около машины. Он что-то весело насвистывал.
— С ним завтра и поедете на трассу, — сказал заместитель начальника строительно-монтажного поезда (это главная производственная организация на Коголымской) Дмитрий Митрофанович Бигун. — Магомет — первый шофер на Коголымской! Первый и самый надежный!
Со стороны бревенчатого клуба донеслась музыка. Магомет быстро вытер руки ветошью и запер кабину.
— Танцы сегодня, — сказал Бигун. — А Магомет у нас еще и первый танцор. Иногда едешь с ним, вдруг ни с того ни с сего начнет гнать как угорелый — и все на часы поглядывает... Ага, думаешь, все ясно — танцы сегодня!
Коголымская — одна из станций строящейся железной дороги Тюмень — Сургут — Нижневартовск — Уренгой. От Сургута до Коголымской примерно полтора часа на вертолете. Мы собирались прилететь на Коголымскую утром, но с утра в Сургуте погоды не было, и вертолеты, похожие на зайцев с опущенными ушами, смирно стояли на площадке. Шел дождь, и люди прятались в здании аэропорта, в зале ожидания.
На трассу летели студенты в брезентовых куртках. У ветеранов они были ношеные, исписанные от воротника до ремня названиями городов, институтов и стройотрядов. На трассу возвращались из отпусков строители — эти вели себя сдержанно, здоровались с вертолетчиками как со старыми знакомыми, смотрели на небо, а потом на часы, как бы прикидывая, когда же наконец разрешат вылет и успеют ли они на место к обеду. Тренькала чуть слышно гитара, и бойкие голоса выпевали что-то бодрящее — на трассу летела концертная бригада.
В полдень полеты разрешили.
Все вертолеты отправлялись на север, в сторону Уренгоя — туда, где строители рубили просеки, где работали мехколонны, где спущенные вниз по рекам гидромониторы намывали песчаные насыпи, где вслед за студенческими отрядами и мехколоннами шли строительно-монтажные поезда, укладывая на свежую насыпь рельсы. Железная дорога Тюмень — Сургут — Нижневартовск — Уренгой — Всесоюзная ударная комсомольская стройка — продвигалась в самые труднодоступные места Западной Сибири.
Коголымская была одним из последних пунктов моего путешествия по магистрали. Позади осталась Тюмень — бывшая «столица деревень» — город, словно «сшитый» из черных бревенчатых улиц и новых широких проспектов, площадей, многоэтажных домов-башен, которые ясными вечерами, точно каменные белые руки, поддерживают садящееся солнце.
Позади в голубом шарфе Иртыша остался Тобольск с крутыми зелеными холмами Алафеевских гор, кремлем, со стен которого видать всю округу, и гигантским нефтехимическим комбинатом. Позади были и совсем молодые станции — Юность Комсомольская, например; там наводился «глянец» — спешно достраивались школа и двухэтажный бетонный вокзал. Или деревянный Салым — поселок пока еще временный, с одноэтажными щитосборными домами и дощатыми скрипучими тротуарами, уходящими в тайгу. Позади остались и совсем маленькие разъезды — одинокие избушки среди тайги и болот, поселки нефтяников — россыпи красных цистерн, которые среди летней зелени казались огромными продолговатыми ягодами. Позади теперь был и Сургут — в переводе с хантыйского «город тысячи озер», — разбитый на микрорайоны, в которых бетонные пешеходные дорожки проложены прямо посреди леса. Все это были точки на карте, через которые проходила трасса. Но если до Сургута и Нижневартовска дорога была в основном проложена, то дальше начинался «пунктир», которым на всех картах обозначают магистрали строящиеся.
Вдоль этого «пунктира» и летел наш вертолет.
Ми-6 тянул за собой длинную тень, похожую на сломанную шпагу, которая перечеркивала проплывающие внизу леса, болота, озера и реки. Сверху можно было рассмотреть каждое деревце в отдельности, словно на гигантском макете. Макет — трехцветный. Зеленый цвет лесов и болот, голубой — рек и озер, желтый — песчаной насыпи, которая бежала прерывистой ровной линией. Часто внизу что-то нестерпимо сверкало — казалось, вся трасса усыпана кусочками зеркала. Это пускали зайчиков ветровые окна машин и экскаваторов, работающих на трассе.
На Коголымскую я попал в разгар рабочего дня — все были на трассе. В конторе удалось застать только Дмитрия Бигуна. Киевлянин, в прошлом один из руководителей штаба студенческих строительных отрядов Украины в Тюменской области, он на Коголымской со дня ее основания, с лета 1976 года.
— Какое время было! — вспоминал он. — Дома только начали строить, двадцать палаток стояло — вот и весь поселок. Зато каждую неделю какое-нибудь приятное событие. Котлопункт заработал — праздник! Электростанцию пустили, свет появился — тоже праздник! Пилорама заработала, так, помню, первую доску, сделанную на Коголымской, по всему поселку носили... Отшлифовали руками!
Бигуну доставляло удовольствие знакомить меня с достопримечательностями Коголымской. С теплицей, где зимой в лютые морозы будут выращивать лук, петрушку, укроп. С котельной, которая будет работать на местном топливе — нефти-сырце, с Домом быта — целым комплексом, куда входят баня, парикмахерская, фотолаборатория и ателье. В ателье работают закройщица и три мастера.
— Хотим еще одного мастера пригласить из Сургута. Люди думают, что в глушь какую-то едут, а у нас, пожалуйста, платье модное, рубашку заказывай. Приятно, конечно, чувствовать себя пионерами, освоителями края. Но только до поры до времени. Если «пионерский» период не в меру затягивается, люди просто-напросто уезжают... А у нас почти нет текучести кадров. В Коголымской живет примерно полторы тысячи человек — это молодежь со всего Союза. Уже «ветераны» свои есть, те, кто на Коголымской с самого первого дня. Магомет Абзатов, например, первый шофер на Коголымской!
— Что значит «первый»? В поселок приехал первым? Или первый груз доставил?
— А вот об этом он вам сам завтра расскажет, — улыбнулся Бигун. — Когда на трассу поедете...
...Утром я проснулся от продолжительных гудков за окном: «Урал» Магомета уже ждал меня. Солнце висело над бревенчатой взлетно-посадочной площадкой Коголымской, словно красный вертолет, которому не надо садиться. Сначала «Урал» легко шел по накатанной лесной дороге, потом выехали на песчаную притрассовую — она тянулась вдоль магистрали, то приникая к ней, то отдаляясь в сторону. Ехать по песку вообще трудно. Особенно с утра, когда он еще не просох от ночной росы. Колеса вязнут, машина идет юзом, и Магомету приходится все время выкручивать баранку.
— Это мелочи, — говорит Магомет. — По такой дороге сейчас одно удовольствие ездить. Все снабжение идет по ней из Сургута. Сам каждую неделю в Сургут езжу. За трубами, домами щитосборными. Зимой тоже езжу. Вот когда нелегко...