Тогда — Сальваторе и сейчас не знает почему — он взобрался на эти развалины. Земля еще раз дрогнула, и нога провалилась. В темном небе летел вертолет, и корреспондент, сидевший в нем, расстреливал свою пленку...
Не одну неделю приходил он к развалинам, но теперь не пойдет ни за что, потому что выплакал все слезы и глаза его высохли навсегда.
До мая он спал в шалаше, то есть жил под солнцем, луной и дождем. Бетонные глыбы так плотно завалили развалины, что Сальваторе ничего — ни единой простыни, ни полотенца, ни квашни, ни матраца, ни прекрасной газовой плиты, которую он недавно купил, — не удалось спасти. Когда в мае семье дали комнату в бараке, ему пришлось натаскать туда сена и смастерить табуретки.
Но он ведь уже сказал: ни к чему эти разговоры. Если надо снимать, снимайте, а он задаст сейчас трепку этим настырным козам, подбирающимся к виноградным лозам.
Сальваторе Джойя не хочет говорить с корреспондентами — фотография на обложке принесла ему кучу неприятностей. Сначала, едва только кончилось землетрясение, все принялись обниматься — так рады были, что уцелели. Но потом наступил ночной холод, потом жизнь в бараках, да мало ли у кого какие неприятности! И вот все разделились. Про одного стали поговаривать, что он нажился на строительстве бараков, про другого — что он прикарманил кое-что из присланных продуктов. А о нем, Сальваторе Джойя, стали говорить, что за свои фотографии он получил черт знает сколько денег, что он торговал их общим горем.
Дело осложнялось еще тем, что в журнале ошиблись и подписали под фотографиями — Сальваторе Джордано, а у того действительно погибло двое детей. Вот и получалось, что Джойя как бы сыграл на чужом горе.
Занятно: когда в ходе расследования деятельности ЦРУ в Италии выяснилось, что эта организация субсидировала многих лидеров виднейших буржуазных партий, было установлено, что чаще всего «пожертвования» использовались этими политиками для возведения роскошнейших вилл на красивых морских побережьях, которыми так славится Италия. Виллы росли чуть ли не как грибы.
В мае 1976 года в провинции Фриули, что расположена на северо-востоке страны, произошло сильное землетрясение. Десятки городов и селений, в которых жило около пятидесяти тысяч человек, были на 50—90 процентов разрушены. Сотни погибших и раненых, детей, оставшихся без родителей, и родителей, потерявших детей...
Фриули — район древнейшей цивилизации, но, как и большинство горных районов Италии, его относят к бедным. Его экономика держалась на упорном крестьянском труде, деньгах, которые пересылали родным многочисленные эмигранты — «экономические рабы Европы», так их здесь называют, — на мелких, в значительной степени полукустарных, но дающих весьма ценную продукцию, текстильных фабриках.
Майское землетрясение этого года обратило в руины фабрики и жилые дома, средневековые соборы и церкви, вызвало обратный приток эмигрантов: сотни их вернулись домой и присоединились к выжившим, чтобы разобрать обломки и похоронить родных...
Нет, Фриули не остался без помощи, она поступала не только из других районов страны, но и из-за рубежа. Тем более что и дороги в этих местах не сравнишь с сицилийскими... И все же во Фриули в первые же дни заговорили о призраке Беличе. Заговорили, когда обнаружился недостаток медикаментов и палаток, когда неразбериха и паника заблокировали дороги, когда в район бедствия со всякими нелепыми предложениями и товарами, никак здесь в данный момент не нужными, кинулись фирмы — постоянные участники рекламной войны. О Беличе заговорили, когда опять полился поток обещаний, — ведь снова приближались выборы.
У жителей провинции Фриули в памяти свеж печальный опыт Беличе. Они, между прочим, сразу решили — никаких бараков. В разговоре с правительственным эмиссаром мэр одного из городков Фриули сказал: «Если государство возместит нам половину ущерба, то через пять лет мы сами, своими силами отстроим Фриули. Приезжайте, и вы в этом убедитесь. И вино за мой счет...»
Не повезло пастуху Сальваторе Джойя как не повезло и стольким его соотечественникам. А какие головокружительные перспективы им рисовали!
Не только удобные и дешевые дома, не только дороги и прочие удобства. Нет, еще и фабрики, заводы — чуть ли не настоящий Рур в долине реки Беличе!..
План был достоин фараона, но обоснования его были выдержаны в строгих экономических категориях. Во-первых, гласили обоснования, новые дома потребуют разного рода коммуникаций, не говоря уж о новой мебели, электрооборудовании и прочем. Так что придется все это строить. Во-вторых, многие крестьяне сами, и с радостью, оставят свои поля; они станут строителями, и доходы их, конечно, резко вырастут. В-третьих, когда закончатся строительные работы, они уже не захотят возвращаться на прежние места, да и какой будет в этом смысл при высоком уровне жизни! В-четвертых, деньги, которые хлынут в Беличе, сделают местных жителей состоятельнее, стало быть, резко подскочит потребление, а это вызовет к жизни новые виды производства... (Нечто подобное, помнится, слышали в свое время шахматисты Васюков, зачумленные буйной фантазией Остапа Бендера.)
И вот закипела работа: римский Институт жилищного и промышленного строительства предлагал соорудить в Беличе строительный комбинат, фабрику одежды, завод бытовых приборов, фабрику по переработке сельскохозяйственной продукции и завод сельхозмашин.
В свою очередь, Межминистерский комитет по экономическому планированию (то есть комитет, состоящий из министров, в то время в основном демохристиан), которому мельчить никак не по рангу, предлагал начать с постройки крупного цементного завода. Но тут министров ждал афронт. «Король» итальянского цемента Пезенти сказал свое «нет»: у него на Сицилии уже есть завод, и конкуренты ему ни к чему. Межминистерский комитет ретировался, перестроил ряды и выступил с новыми предложениями — построить крупный алюминиевый завод, современный морской порт...
Нет нужды продолжать это перечисление: то был настоящий фонтан идей и проектов со своим дебетом-кредитом. Беличе же ничего не досталось. И не только потому, что место это далеко от столичного денежного фонтана. Весь этот ажиотаж с планами и проектами был одной из тех политических игр, которые, при всей их финансовой доходности, приносят еще один немаловажный результат: политическая активность призвана дать политический выигрыш, хотя бы временный — пока разберут, что к чему...
Когда, кстати, разобрались, выяснилось: активное, самодеятельное население Беличе составляет около 30 тысяч человек. Немалая часть его, несомненно, останется в сельском хозяйстве. К примеру, сын Сальваторе Джойя Винченцо, окончивший школу и ставший безработным, наверняка бы с удовольствием отправился на один из планируемых промышленных гигантов, но сам старик — и тоже наверняка — остался бы дома. Значительная часть населения занялась бы торговлей и другими видами деятельности, так что получается, что всего лишь тысячи три человек могли бы заполнить многочисленные цехи, миражем выраставшие на страницах официальных бумаг.
Скорее всего Беличе пришлось бы ввозить рабочую силу из других районов Италии, а то и из других стран мира...
Но Беличе все это не грозит. В начале этого года в Рим прибыла делегация — в ней были почти одни дети — из пострадавшей от землетрясения 1968 года долины Беличе. У представителей власти хватило сострадания и лицемерия внимательно побеседовать с ней, совести и нахальства — пообещать ей скорую помощь и деньги. И быстренько отправить делегацию домой.
Миланский журнал «Эуропео», отыскав героя своей давней обложки, на этом не остановился. Увиденное, а также рассказ Сальваторе Джойя настолько поразили корреспондента Энцо Магри, что редакция журнала решила основать временный корпункт в бараках долины Беличе.