Мурка встала, обошла Шарикова со спины, наклонилась к нему, обвила мягкими лапками его напряжённую шею и мокрым носиком зарылась в его густую жёсткую чёрную шерсть: Лейтенант Шариков, я приказываю вам перестать загоняться.
Ей было не впервой работать с тревогой клиента; мужчины часто рассказывали ей о сокровенном. Не будь она шлюхой – могла бы устроиться психологом.
Шариков: Я стараюсь, но если честно – всё это так бесит меня. Не моя вина, что мы так и не нашли его. Я делал, что мог, пока Когтин затыкал меня и продолжал вести грязные дела с волками. Я начинаю думать, будто… Впрочем, ладно.
Мурка: Это правда, что убили Малышку Зи?
Шариков: Так и есть.
Мурка: Кого-то подозреваете?
Шариков нервно хохотнул, вспоминая весь идиотизм прошедшего дня: Звероеда. Но это не он. Нет, это не серийное убийство. Я пытаюсь объяснить это Когтину, но он только бесит меня всё сильней с каждым днём. Боюсь не удержаться однажды и отмудошить этого тупорылого пид*раса.
Мурка обогнула стул, на котором он сидел, медленно опустила лапки на его плечи и принялась массировать их: Не нужно делать этого, мой дорогой лейтенант. Я буду скучать по твоим визитам.
Шариков покивал, думая уже о другом; в последнее время порох не давал ему той радости, какую давал в первые разы; всё как и с картами — теперь он будет так же отчаянно гнаться за порохом в попытке вернуть тот первый неподдельный кайф: Ты не знаешь, что с Младшим? Обычно он просиживает вечера здесь, но сегодня его нет.
Мурка с грустью вздохнула.
Ей определённо симпатизировал сильный и смышлёный пёс-детектив; с ним было интересно не только трахаться, но и проводить остаток часа. Однако был у него один жуткий недостаток, который почти перекрывал все вышеописанные плюсы – лейтенант был игроком.
Как и её папа… Верно говорят, что женщин тянет к образу отца, каким бы подонком тот ни был.
А этот чёртов заяц Косой-Младший уже смеялся над Шариковым, когда тот в очередной раз садился к нему за карточный стол, чтобы проиграть все имеющиеся в бумажнике деньги и задолжать ещё пару тысяч сверху!
Мурка: Тебе не следует играть с ним, он явно жульничает.
Шариков: Мне просто нужно быть более внимательным. И сдержанным. Чтобы хорошо играть — нужно играть с сильными соперниками.
Мурка: Глупый, это правило относится к шахматам, а не к покеру.
Шариков обернулся на неё, притянул к себе и поцеловал; затем встал со стула, обнял за талию, уложил спиной на кровать и медленно опустил голову на мягкий белый живот.
Мурка принялась гладить его по голове: Мой хороший мальчик. Самый лучший мальчик в мире…
Шариков: Я должен допросить столько зверей. Но никто не даст мне это сделать… И мне кажется… Мне кажется…
Молодому лейтенанту казалось… казалось, что кто-то из полицейского управления заинтересован в том, чтобы виновный во всех этих убийствах не был найден.
На крыльце Борделя Шариков столкнулся с бобром Зубовым; это была их вторая встреча за вечер.
Пёс уважительно кивнул ему и направился в сторону своей вишнёвой девятки, припаркованной через дорогу.
Но Зубов окликнул его: Лейтенант.
Шариков остановился, развернулся и медленно подошёл к бобру: Да?
Зубов: Вы не узнали меня?
Шариков вновь кивнул: Спасибо за помощь с Бамби. Вы, судя по всему, имеете на него некое влияние?
Зубов снисходительно усмехнулся и махнул лапой: Ну что вы, нет. На этого пацана влияния не хватило даже у мэра. Но мы имели тесные связи с его покойным отцом.
Бобёр не врал.
Несмотря на то, что выглядел он теперь помятым, растрёпанным и уставшим, ранее он и в самом деле был одним из приближённых отца Бамби; имел долю в Борделе и клубе “Милк”.
Теперь же, согнутый жизнью в бараний (или олений) рог, он мыл полы в Доме Природы. Хотя, после его выходки на званном вечере прошлой ночью, возможно, и этой работы он также вскоре лишится.
Стыдно, конечно, что зверь его полёта заканчивал жизнь таким образом — моя полы за своими тупозубыми собратьями. Но платили ему прилично, а к унизительной жизни он привык быстро.
Зубов: Мы с вами встречались и ранее.
Шариков: Это где же…
Зубов: В комиссариате. Я давал показания после убийства моей дочери.
Шариков вспомнил первую жертву Звероеда: Простите, не признал.
Зубов: Ничего страшного. Меня в последнее время и в самом деле не узнать.
Шариков был бы очень не против завершить этот разговор: Я… чем-то могу помочь вам?
Зубов: Вы расследуете убийство моей дочери. И я хотел узнать, как обстоят дела.
Шариков: Простите, но я лишусь погон, если буду раскрывать тайны следствия.