Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе [litres, сборник]

Артур Конан Дойл Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе

Arthur Conan Doyle

The Sign of Four, The Memoirs of Sherlock Holmes

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2008, 2011

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2008

Знак четырех

Глава первая Наука делать выводы

Шерлок Холмс взял с каминной полки пузырек, вытащил из аккуратного сафьянового чехла шприц, длинными белыми нервными пальцами приладил тонкую иглу и закатил рукав на левой руке. Какое-то время он задумчиво смотрел на свое мускулистое предплечье, густо покрытое крохотными следами от прежних уколов, потом ввел иглу в вену, надавил на маленький поршень и с долгим удовлетворенным вздохом откинулся на спинку бархатного кресла.

Уже много месяцев три раза в день я был свидетелем этого действа, даже привык, но ни в коем случае не смирился. Напротив, пагубная привычка моего друга раздражала меня все больше и больше, мысль о том, что мне не хватает решительности протестовать, не давала мне спать спокойно. Сколько раз я обещал себе поговорить с Холмсом начистоту, но что-то в его характере, какая-то особенная бесстрастность, невозмутимость делала его человеком, в обращении с которым ни о каких вольностях не могло быть и речи. Его огромный талант, безупречные манеры и прочие многочисленные достоинства, с которыми я был знаком не понаслышке, заставляли меня чувствовать неуверенность в себе и отбивали охоту вступать с ним в спор.

Не знаю, что подействовало на меня в то утро, то ли лишний бокал бургундского за завтраком, то ли приступ отчаяния, но я вдруг почувствовал, что больше не могу сдерживаться.

– Сегодня у вас что? – спросил я. – Морфий или кокаин?

Холмс оторвался от старой, набранной готическим шрифтом книги и вяло поднял на меня глаза.

– Кокаин, – сказал он. – Семипроцентный… раствор[1]. Не хотите попробовать?

– Благодарю покорно, – резко сказал я. – Мой организм еще не окреп после Афганистана, лишние нагрузки ему ни к чему.

Моя горячность его рассмешила.

– Возможно, вы и правы, Ватсон, – улыбнулся Холмс. – Наверное, вещество это имеет пагубное физическое воздействие. Однако при этом происходит такая мощная стимуляция и очищение мозга, что побочные эффекты можно не принимать во внимание.

– Но подумайте только, – вскипел я, – какую цену вы за это платите! Может быть, мозг ваш, как вы говорите, и приходит в возбужденное состояние, но в организме-то от этого происходят неестественные, нездоровые процессы, в том числе и усиление обмена веществ, что в конце концов может закончиться постоянным упадком сил. А о том, какая потом наступает реакция, вы забыли? Нет, игра эта не стоит свеч. Ради минутного удовольствия вы рискуете навсегда утратить свой великий дар. Помните, сейчас я говорю не только как друг, но и как врач, который в некотором роде отвечает за ваше здоровье.

Холмс нисколько не обиделся. Наоборот, с видом человека, расположенного к разговору, он соединил кончики пальцев и уперся локтями в ручки кресла.

– От долгого простоя, – сказал он, – мой мозг восстает. Дайте мне загадки, предоставьте работу, найдите самые сложные шифры или самые запутанные головоломки, и я окажусь в своей стихии. Тогда мне больше не понадобятся искусственные стимуляторы. Но скучное размеренное существование я ненавижу. Мой мозг требует работы. Именно поэтому я и выбрал себе такую профессию… Вернее, создал ее, поскольку во всем мире я такой один.

– Единственный на весь мир частный детектив? – удивился я.

– Единственный на весь мир частный детектив-консультант, – уточнил мой друг. – В криминалистике я – последняя и высшая инстанция. Когда Грегсон, Лестрейд или Этелни Джонс заходят в тупик (а это, кстати сказать, их обычное состояние), дело выносится на мой суд. Я, как эксперт, изучаю факты и высказываю мнение специалиста. И за свою помощь я ничего не прошу. В газетах мое имя не гремит. Лучшей наградой для меня служит возможность применить на практике свои своеобразные таланты. Да вы и сами могли видеть, как я работаю, вспомните дело Джефферсона Хоупа.

– Это точно, – поддержал я его. – Никогда в жизни я так не удивлялся, как тогда. Я даже описал эти события в небольшой повести и выпустил ее под несколько странным названием «Этюд в багровых тонах».

Холмс уныло покачал головой.

– Я как-то брал в руки эту брошюру. Если честно, не могу вас похвалить. Дедукция является точной наукой, или должна быть таковой, и относиться к ней нужно серьезно, без лишней чувствительности, как это сделали вы. Представьте себе, что кто-то вплел романтическую историю или любовный треугольник в пятый постулат Эвклида[2]. У вас получился примерно такой же результат.

1

Кокаин, – сказал он. – Семипроцентный… раствор. – «О Шерлоке Холмсе и его семипроцентном водном растворе кокаина написано много. В свое время эта тема обсуждалась на страницах „Ланцета“ и „Американского хирургического журнала“. Не кто иной, как Джордж Бернард Шоу – правда, в частной беседе, – презрительно отозвался о сыщике как о „наркомане, в котором нет ничего хорошего“. <…> Конан Дойл написал „Знак четырех“ в 1889 году, когда кокаин был предметом пристального внимания медиков. Самым известным исследователем был профессор Роберт Кристисон (тот самый, что станет прототипом профессора Саммерли из „Затерянного мира“ и других приключений Челленджера и его друзей – А. К.) из Эдинбургского университета, в котором учился и сам Конан Дойл. Этот профессор получил в свое распоряжение листья коки, привезенные знаменитой экспедицией профессора Томсона на корабле „Челленджер“. Обычно кокаин использовался для анестезии, особенно в глазной хирургии, однако его рекомендовали и как „стимулирующее“. Препарат и его производные легко было купить, не нарушая закона, он продавался в виде таблеток, микстур и полосканий. Таким образом, современникам Конан Дойла кокаин не казался столь же опасным и порочным, как нам. <…> Современному читателю неприятно представлять себе, как Шерлок Холмс вкалывает себе наркотик. Однако, с точки зрения автора, шприц мог быть еще одним интересным аксессуаром – в придачу к скрипке, красному халату и мотетам Лассуса. Создавая его образ, Конан Дойл надеялся поднять криминальную науку до уровня искусства. Для этого ему был нужен скорее сыщик-художник, чем сыщик-полицейский. Сам писатель с его широкими плечами, крепкими бицепсами и румянцем во всю щеку скорее мог сойти за флегматичного лондонского бобби. Холмс же являл собой полный контраст своему создателю. Он был худощав, томен и не чужд эстетизма. И вполне соответствовал типу богемной артистической натуры, эксцентричной и склонной к предосудительным слабостям, вроде, увы, кокаина» (Сташауэр Д. Рассказчик… – С. 26–28). // Остается добавить, что в первой повести, «Этюде», Шерлок Холмс хоть и большой оригинал, но впечатления представителя богемы еще не производит. Вероятно, новые, «декадентские», черты Конан Дойл добавил ему после той самой встречи и знакомства с Оскаром Уайльдом во время приема, устроенного Стоддартом. Таким – томным меланхоличным эстетом – провинциальный доктор увидел столично-богемного Уайльда, и таким получился образ сыщика во второй части приключений. // (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)

2

…пятый постулат Эвклида. – В III веке до нашей эры греческий математик Эвклид в книге «Начала» сформулировал систему аксиом, из которых последовательно, одна за другой, выводятся все основные законы геометрии. В начале своего труда Эвклид приводит десять первичных теорем – без доказательств, – из которых пять первых назвал аксиомами, а остальные – постулатами. Пятый постулат стал самым спорным в дальнейшей истории геометрии, и в конце концов отказ от него привел к возникновению новой теории, получившей название неевклидовой геометрии. // Иногда, упрощая, пятый постулат формулируют следующим образом: к отдельно взятой прямой через находящуюся вне ее точку можно провести не более одной параллельной прямой. // Скорее всего, имя Эвклида в повести о Шерлоке Холмсе возникает неслучайно: эвклидовы «Начала» считаются первым сохранившимся математическим трактатом, в котором со всей полнотой отразился дедуктивный метод. // (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)