Проходя мимо башни, я остановился, чтобы посмотреть, как работают люди. Надрывно гудела силосорезка, мужчины с вилами в руках сбрасывали траву с грузовиков. Бойкая девушка Зоя, внучка Трифона Никитовича, с длинными русыми косами за спиной, укладывала траву на транспортер, а молодой тракторист, недавно окончивший школу механизации, заигрывая с ней, ходил, засунув руки в карманы, и кричал:
— Давай, давай, давай! Шевелись, ребята!
Он кричал с наслаждением. И люди смеялись.
Рядом со мной стоял паренек, длинный, худой и симпатичный своей неуклюжестью. Он приветливо кивнул мне и сказал:
— Хороша башня. Вместительная. А ведь у пчел тоже есть свои башенки — шестигранные ячейки. Из воска слеплены. Они заполняются медом и цветочной пыльцой. Интересно знать, силосуют пчелы эту пыльцу или консервируют? Как вы думаете? — спросил он наивно, по-детски.
Я промолчал.
— А Трифон Никитович, наверно, знает. А? Толковый старик. Не грамотный, а толковый.
Он был подкупающе откровенен, этот юноша.
— Вы Петр Ухалов?
— Да, — ответил он удивленно и спрятал улыбку. — Вы меня знаете?
— Со слов Трифона Никитовича.
— Горе у него. Слыхали? — И он помолчал. — Я каждый день бываю здесь. Мимоходом.
И посмотрел на Зою, вздохнул. Мне вдруг стали понятны его грустные глаза, бурная, бьющая через край жизнерадостность Зои и хвастливо-ухарский вид тракториста. Он выглядел чуть постарше Пети.
— Давай, давай! Шевелись, ребята!
Это как будто подбадривало, настраивало, придавало силы. Ритмично гудел трактор, подходили все новые и новые автомашины с травой. И все эти горы зелени пережевывала силосорезка, все шло в утробу башни.
К нам подошла Зоя. Запыхалась. Грудь высоко вздымалась. Руки, голые до плеч, загорели. Она поздоровалась со мной.
— Приехали навестить нас? Дедушка вас ждал. Ты что же, Петя, оглох? Кричу, кричу, а он и в ус не дует.
Петя не нашелся, что ответить. Она мило взглянула, засмеялась.
— Идем, идем.
— Так, так его, Зоя. Впряги в работу, — сказал тоном старшего рыжеволосый тракторист.
Зоя повернулась к нему спиной.
— Не правда ли, Петя, — у нас веселее, чем там? — она кивнула в сторону пасеки и поправила косы.
— Мне и там не скучно, — ответил Петя.
— Смотри, парень, заскучаешь, — опять вмешался тракторист.
— Это почему же? — удивился Петя.
— Он судит по себе, — заметила Зоя, повернулась и пошла. Петя поплелся следом. Он — высокий, худой, сутулый. Она — стройная и румяная, как яблоко, симпатичная.
Никто не заметил, куда ушел рыжеволосый. Трактор продолжал гудеть. Работа шла своим чередом. Через полчаса с палкой в руках появился Трифон Никитович. На ногах — валенки. Он шел довольно бодро, нисколько не опирался на палку и вообще делал вид, что он здоров.
— Видишь: не утерпел. Дома не сидится, — пожаловался мне. Заметив Петю, он остановился, навалился грудью на свой батожок и выжидающе посматривал на паренька. Зоя толкнула его локтем.
— Глянь, кто там…
Петя оторопел.
— Трифон Никитович! Вы же болеете…
— Болею. А все же пришел. Ты что ж это силос закладываешь? О коровушках заботишься, а на пчел наплевать, стало быть.
Он приподнял лохматые брови и спросил гневно:
— У тебя своей работы мало или надоело?
— Зоя попросила, — тихо оправдывался Петя.
— Зойка — командирша, любит понукать такими, как ты. Надо иметь на плечах свою голову. Вникни.
Подбежала Зоя, обвила шею старика:
— Не надо, дедуся. Он не виноват. Зачем ругать при людях? — И чмокнула его в волосатую щеку.
— Ну, ладно, задавишь, — обмяк старик. — Ох, и гусеница! Так и вьется. Ступайте оба. А я схожу на пасеку. Посмотрю.
Я остался помогать. Работали до обеда. Потом трактор неожиданно поперхнулся и замолчал.
— Рыжий! Афоня! Где ты пропал? — закричали люди.
Тракториста не было. Петя подошел к трактору. Начал заводить.
— Не трогай без хозяина, — посоветовали ему.
Сели отдыхать. Достали свои сумки с хлебом, авоськи с пирогами. Зоя предложила нам с Петей разделить с нею обед. Мы сели на траву в кружок. Петя взял яйцо и кусок хлеба. Яйцо разбил о носок сапога и не спеша очистил. Зоя разрезала большой зеленый огурец, посыпала солью из спичечной коробки, потерла обе половинки одну о другую и подала нам:
— Кушайте!
Подъехал председатель: высокий, широконосый, как будто ему с детства кто-то надавил пальцем на нос и он так и остался приплюснутым. Глаза блестят молодо. Улыбается доброжелательно.