– Быть может, нам следует взять с собой детей палубы? – спросил он.
– Сейчас Нарзы и Квелл будет достаточно, – сказала она и решительно зашагала вперед, и Джорону ничего не оставалось, как поспешить за ней.
Войти в рудник Слейтхъюма значило попасть в другой мир – так земля отличалась от моря. Здесь царили те же сырость и холод, как в трюме корабля в северных морях – но они показались Джорону более чуждыми. Все здесь было застывшим, неподвижный воздух, наполненный влагой, при полном отсутствии ветра, который мог бы унести ее прочь, вызвал у Джорона тревогу, его охватило мрачное спокойствие – и одновременно возникло ощущение, что он заживо похоронен в ящике, в Бернсхъюме, где оказался по воле Гесте. По мере того как становилось темнее, в нем нарастала паника, Миас передала ему лампу, использовав тусклосвет, чтобы ее зажечь. Затем вручила лампы Нарзе и Квелл. А потом коснулась его руки и быстро сжала, и в ее пожатии он почувствовал столько понимания – я знаю, как тебе трудно, но я верю, что ты будешь сильным.
Ему ничего не оставалось, как идти за ней в глубины рудника, и он знал, что последует за Миас куда угодно – ведь она его супруга корабля.
В свете лампы он видел следы работ внутри горы, оставшиеся после многих лет добычи сланца для палуб костяных кораблей и камня для строительства домов. Пещеры Слейтхъюма оказались огромными, а гора над ними – лишь оболочкой, и по мере того как они продолжали спускаться вниз – четыре слабых огня едва освещали сотни и сотни ступеней, – Джорон ощутил благоговение перед тем, какая работа здесь проделана. Ведь прежде здесь был сплошной камень, но женщины и мужчины все изменили собственными руками и железными инструментами.
Чем дальше они спускались, тем более гнетущей становилась атмосфера. Джорон уловил странный звук – казалось, работали огромные легкие – вдох и выдох – и вспомнил Скалу Маклина, разрушенную кейшаном, который вырвался на свободу. Но то, что он слышал сейчас, не могло быть парой огромных легких. Слейтхъюм умер, он не пел.
– Насосы, – сказала Миас. – В рудниках всегда работают насосы.
Они продолжали спуск.
Все глубже.
И.
Глубже.
Затем за шумом насосов Джорон услышал новый звук. Он напомнил ему о ветре, вздыхающем в веревках корабля, – такой же скорбный, как установка крыльев посреди самой глубокой ночи, когда закрыт даже Слепой Глаз Скирит.
– Супруга корабля, – сказал он. Что-то в огромных давящих пространствах заставило его говорить шепотом, хотя он знал, что даже в том случае, если повысит голос, его все равно будет едва слышно. – Это голоса.
– Да, – ответила Миас. – Так и есть.
И вниз.
И вниз.
И глубже.
Пока они не нашли загоны.
В сырой и темной пещере находились загоны, вроде тех, где сидели ветрогоны в Бернсхъюме. Но в этих, освещенных мерцавшими факелами, не было ветрогонов или лишенных ветра, в них держали людей.
Тех, что совершили путешествие в трюмах коричневых кораблей и выжили: больные, у многих отсутствовали руки или ноги или имелись другие дефекты, которые указывали на то, что этим женщинам и мужчинам никогда не стать дарнами. Многих поразила гниль кейшана.
Джорон отвернулся.
Он почувствовал, как зачесались верхние части его предплечий.
Напротив загонов находилась пещера, перегороженная частоколом из джиона. Джорон отошел от загона, сражаясь с ужасом и отвращением – ведь это сделали другие люди; он задыхался от вони человеческого страдания. Затем он заглянул поверх джиона в пещеру: внутри находились лишенные ветра, которые жались друг к другу в максимальной удаленности от изгороди. Джорон отвернулся.
– Супруга корабля? – Голос был слабым, казалось, он принадлежал совсем сломленному существу. Но, когда женщина заговорила снова, ее переполняла радость, точно Яркий Глаз Скирит, поднимающийся над горизонтом. – Это супруга корабля, я знала, что она придет! – Тело прижалось к прутьям решетки.
Джорон был уверен, что рядом появятся другие, но все остальные, а их оказалось очень много, выглядели совершенно обессиленными. Они даже не подняли глаз. Миас подошла к изгороди, вглядываясь в изможденное лицо, и в свете факелов Джорон увидел, что она пытается узнать женщину, которая к ней обратилась.
– Но я не… – сказала она.
– О, вы меня не знаете, а я видела вас лишь издалека, – сказала она. – Когда-то я строила для гордых дарнов из Безопасной гавани. Теперь их больше нет. Они ушли первыми.
– Как тебя зовут, строительница? – мягко спросила Миас.
– Лавин, супруга корабля. Герат Лавин. – Казалось, она вот-вот заплачет. – Я даже не мечтала вас увидеть до того, как меня проведут в дверь.