— Здравствуй, Ингмар. Приятно, что ты приехал, и нам не пришлось топить ноги в грязи, которой сделалось избыточно много, — доброжелательная речь Сёдерблума от пережитого волнения была настолько окрашена корявым скёнским выговором, что даже Хайнц едва понял.
На лице Ингмара не отразилось ничего. Клаус Хайнц подумал, что для юноши смысла в ней нашлось не больше, чем в птичьем пении. Возница только наклонил голову из вежливости и с невозмутимым видом дождался, когда гости заберутся в экипаж.
На обед Анна Елизавета Стен фон Стенхаузен собрала лишь тех, без кого нельзя было обойтись.
Встреча выглядела как формальная процедура, результат которой однако же мог быть записан и заверен специально для этого уполномоченными должностными лицами. И хотя для проведения её прибыл сам любезнейший Пер Сёдерблум, супруга генерал-риксшульца прекрасно понимала силу королевской власти, которой риксканцелярия наделяет своего представителя, и опасалась её в любом ея обличии.
За столом, помимо дочери помещицы и управляющего, присутствовали два драгуна, расквартированные в усадьбе. Накануне Анна Елизавета отрядила мальчика с запиской командиру небольшого конного отряда ниенского гарнизона и попросила освободить их на этот день от несения службы. Лейтенант Эмерсон прислал учтивый ответ, в котором выразил уверение явиться со всей кавалерией Ниеншанца, если того пожелает фру Стен фон Стенхаузен и её прекрасная дочь фрекен Рёмунда Клодина. И хотя прекрасного в Рёмунде Клодине мать находила только приданое, она не торопилась сбрасывать со счетов бедного, но родовитого Эмерсона, однако в ответном письме заметила, что двоих привычных в усадьбе кавалеристов будет вполне достаточно для застолья с кронофогтом и нотариусом.
Она боялась, что дознаватели почувствуют её страх.
Фогт находился в прекрасном расположении духа и, казалось, не был склонен задавать неудобные вопросы.
На столе гостей ждали гороховый суп с копчёной свининой, утка с яблоками (кому-то повезло на охоте) и пирог с капустой и яйцами — из чистой белой муки!
За обедом подавали превосходный кларет. Подобное вино Клаус Хайнц пил в доме купца. Больше ни у кого такого в Ниене не было. Тронстейн и Малисон были как-то связаны вместе. Связи их Клаус Хайнц не знал, и подозрение, что семья купца погибла неспроста, а сам купец выжил как бы чудом, поселилась в нём.
«Или просто удача была в этот день не на их стороне», — подумал старший письмоводитель, постарался отогнать эту глупую мысль и сосредоточиться на людях, с которыми поручил встретиться бургомистр юстиции.
Статная, давно в теле, с крючковатым носом и большими навыкате глазами Анна Елизавета напоминала королеву Кристину, однако глаза имела светло-голубые, а волосы почти белые, в которых оставалась неразличимой седина.
Сидящая напротив старшего письмоводителя Рёмунда Клодина унаследовала немало отцовских черт — с конской челюстью и крупным прямым носом, она обладала пшеничного цвета волосами и сметливым взглядом серых глаз. Их она практически не поднимала на гостей, словно хотела скрыть приходящие на ум мысли, которые находила излишне дерзкими для высказывания при посторонних.
Задав ей пару ничего не значащих вопросов, Клаус Хайнц убедился, что она совсем не глупа, а следует правилу «молчание — золото». Она была наблюдательна, и, скорее всего, любознательна, могла сделать самостоятельные выводы, что превращало фрекен в настоящий тайник с сокровищами о жизни Бъеркенхольм-хоф и его обитателей.
Дочь сидела по левую руку от Анны Елизаветы, а по правую разместился управляющий Хильдегард Тронстейн. Прямой как шест и высохший как дерево, он имел лицо уродливое, искорёженное шрамами, чисто выбритое и высокомерное. Ел мало, говорил мало, но, когда говорил, показывал чистое столичное произношение, как у своей хозяйки и дочки её. Однако имелось в Тронстейне что-то странное. Клаус никак не мог понять, что именно. Что-то не сочетаемое. Какое-то несоответствие — неприятное, напрягающее, но трудно выразимое. Как будто он был не тот, за кого себя выдаёт, или даже является фактическим хозяином хофа.
Два кавалериста, сидящие с торцов стола, будто слуги или стража, помалкивали. Хотя они привыкли есть с госпожой за одним столом и были приучены к этикету, роль их в усадьбе была определена где-то между управляющим и его сыном-конюхом. Они были шведами из восточных провинций, но вооружал и снаряжал их Бернхард Стен фон Стенхаузен из доходов поместья, а потому они считались приписанными к мызе Бъеркенхольм и только службу отправлялись нести в крепость.