И вот теперь, после поездки в лес, у неё появился ещё один довод. Она точно знала, что Рауль любит другую – знала по мимолётному вовсе не злому взгляду, брошенному им на Анжелику после того, как она оттолкнула пистолет, по заботливому тону, с каким Рауль обращался к баронессе, по тому, как он протягивал ей руку, помогая спуститься с седла... Мало того, он был любим – достаточно было поймать пару случайных ласковых взглядов, посланных Анжеликой Раулю, или увидеть её улыбку, когда он заговорил о Звере. Нет, Рауль никогда не станет мужем Эжени де Шане, потому что ему суждено стать мужем Анжелики дю Валлон!
«Интересно, а её брат знает?» – подумала Эжени, разглядывая свою недавнюю находку. Сегодня в лесу, следуя за Леоном, она наткнулась на чёрно-золотую ленточку, повисшую на кусте. Должно быть, дю Валлон потерял её, зацепившись за ветку, подумала Эжени, и уже собралась окликнуть Леона, когда её внимание привлекли инициалы «J. A.», вышитые на ленточке. Они явно не принадлежали капитану, и Эжени, отчего-то смутившись, спрятала ленточку в перчатку.
Теперь же она сидела за столом, разглядывая свой трофей, и не знала, как быть. Инициалы принадлежали Жаклин д’Эрбле, в девичестве д’Артаньян, и Эжени видела, как она собирала свои золотистые кудри похожей ленточкой. Значит ли это, что Жаклин подарила свою ленточку Леону? Или она потеряла её, а он подобрал и оставил у себя? Или же он собирался подарить её Жаклин? Так или иначе, Жаклин и Леона что-то связывало, и Эжени не особенно хотелось выяснять, что именно. Она понимала, что следует вернуть Леону ленточку, но как сделать это, не дав понять, что она знает его тайну? Или лучше хранить ленточку у себя, и пусть Леон думает, что обронил её в лесу?
Постепенно голова Эжени склонилась на грудь, ресницы сомкнулись, ленточка выскользнула из ослабевших пальцев, тело обмякло, и девушка погрузилась в сон. Она не видела туч, собравшихся на потемневшем небе, не слышала раскатов грома и шума дождя, забарабанившего по окнам, но отголоски грозы достучались до её разума, находившегося в плену сна, и она вздрогнула, не просыпаясь.
Она снова была в лесу, совершенно одна, вокруг неё сомкнулась тьма, а где-то далеко гремел гром. Ветер заставлял Эжени дрожать, ветви хлестали её по лицу, но она не знала, куда бежать, и лишь топталась на месте, неловко поворачиваясь из стороны в сторону. Среди деревьев мелькнула тень, но на этот раз Эжени видела не волка – перед ней предстал сам Зверь, угольно-чёрный, окутанный облаком тумана. Его глаза сияли, а из алой пасти вырывалось шумное дыхание. Эжени хотела бежать, но ноги отказались её слушаться, и она сумела сделать лишь несколько шагов назад.
– Нет, – выдохнула она, чувствуя, как спина прижимается к бугристой коре старого дерева. – Нет, пожалуйста...
Зверь ухмыльнулся – она готова была поклясться, что различила на его морде ухмылку – и прыгнул вперёд. Эжени в ужасе закрыла лицо руками, ожидая, что острые зубы вот-вот разорвут её тело, но ничего подобного не случилось. Она отняла руки и замерла в изумлении – перед ней был не зверь, а человек – он стоял, совершенно обнажённый, не стыдясь своей наготы. Лицо его скрывали длинные спутанные светлые волосы, но вот он поднял руки, отвёл пряди – и Эжени вскрикнула.
На неё смотрел Леон дю Валлон де Брасье де Пьерфон.
«Сказки про оборотня оказались правдой», – подумала Эжени, находясь на грани потери сознания, и тут случилось нечто ещё более невероятное, чем превращение волка в человека. Леон опустился на колени, не сводя с неё пристального взгляда, скользнул рукой под юбку, и Эжени только сейчас поняла, что стоит перед ним в одной ночной рубашке. Она хотела закричать, вырваться, убежать, ударить Зверя палкой, как это сделала Жанна Валли, но всё тело охватила странная истома, и Эжени хватило сил лишь прошептать: «Не надо...»
Леон с тихим рычанием уткнулся носом в её колени, поднял руки выше, ведя ими по её ногам, сминая рубашку так, что затрещало тонкое кружево. Эжени вжалась в ствол дерева, положила руку на голову Леона, запустила пальцы в его волосы, пытаясь оттолкнуть его. Она хватала ртом воздух, пытаясь закричать, но получался только стон. Эжени совершила ещё одну, последнюю попытку, рванулась изо всех сил, застонала... и проснулась в своём кресле, задыхаясь, с бешено бьющимся сердцем.