Паром медленно отплыл от берега. Вода была тёмной и неспокойной, отражая серое небо.
— Тяжёлые времена настали, офицер, — заговорил старик, глядя не на меня, а куда-то в сторону.
Я слегка кивнул.
Он посмотрел на меня своими проницательным глазом.
— Вижу, что на твоих плечах лежит большая ноша.
Я вздохнул.
— Некоторые решения даются нелегко, старик. Но иногда обстоятельства не оставляют выбора.
Старик усмехнулся.
— Выбор есть всегда, сынок. Вопрос лишь в том, какой сделаешь ты.
— А если оба пути ведут к потерям? — спросил я, глядя на медленнотекущую воду.
— Тогда выбирай тот, что считаешь правильным. Совесть — она ведь не даст покоя, если пойдёшь против неё.
Я задумался над его словами.
— Но как быть, если от твоего выбора зависят жизни других?
Старик пожал плечами, пыхнув сладким облаком дым-травы, ответил.
— Жизни всегда переплетены. Мы все связаны. Главное — не потерять себя в этом узоре.
Я промолчал.
Паром продолжал медленно скользить по тёмной поверхности реки. Я смотрел на старика, его лицо было изрезано морщинами, говоря о мудрости, накопленной за долгие годы.
— Знаешь, — произнёс он, — иногда жизнь ставит нас перед непростым выбором. И чем больше мы пытаемся избежать боли, тем больше её создаём.
Я вспомнил о мятежниках, о том, что произошло на Фермерском Острове. Каждый выстрел, каждое тело, которое падало на землю — это были не просто цифры в отчёте. Это были судьбы, жизни, которые я не смог спасти.
Задумавшись, я попытался понять его слова. Внутри меня боролись чувство вины и необходимость, и теперь, когда я смотрел в его глаз, я чувствовал, что он видит меня насквозь.
— Я тоже учился на своих ошибках, — его голос смягчился. — Я потерял много, но не позволил этим потерям сломить себя. Каждый выбор — это урок, и ты должен учиться на них, а не просто гнить в своих сожалениях.
Старик повернулся ко мне, его один глаз смотрел с такой проницательностью, что я почувствовал, как его слова проникают в самую глубину моей души.
— Ты, на правильном пути, офицер.
Паром тихо ткнулся в песок береговой линии.
165
Я направил Обжору на берег, посмотрел на прощание на паромщика.
— Прощай, старик.
Он улыбнулся.
— Береги себя, сынок.
Я не ответил, направившись вглубь города.
Манаан встретил меня пустынными улицами. Разрушенные дома, обгоревшие фасады, следы борьбы — всё это напоминало о недавних событиях. Но ни души вокруг. Лишь ветер гулял по улицам, поднимая пыль и листья. Жители попрятались кто куда. Город словно затаился, выжидая, чья возьмёт. Почему-то одноглазый паромщик работал и жил, а более здоровые и респектабельные не нашли в себе сил не то что взять оружие в руки и выбрать сторону, из-за которой определяется их будущее, но и даже просто продолжать свои жизни в прежнем режиме. В этот момент я ощущал к ним… Не презрение, нет, жалость. Муравьишкам топчут муравейник, который они долгие годы возводили, вытягивая собственные жилы. Но они не сражаются за себя, а попросту попрятались по норам.
Добравшись до Речных Башен без приключений, я увидел позиции, на которых легионеры и ауксиларии держали оборону. При моём появлении они поднимали оружие, но, узнав кто перед ними, разразились ликованием.
— Командир вернулся! — услышал я крики.
— Легион навсегда! — вторили другие.
Я чувствовал их воодушевление и искренность, но внутри всё ещё было тяжело. Миновав легионеров, которые с уважением смотрели на меня, я понимал, что для них я являюсь чем-то большим, чем просто человек. Помахав им рукой, проехал по позициям к самому замку.
Один из гвардейцев в изрядно перемазанной белой форме подошёл ко мне.
— Командир, рады видеть вас невредимым!
Словно невзначай, повернулся к нему рассечённой стороной лица, и гвардеец осёкся.
— Чем могу помочь?
— Проводите меня к баронессе Пипе ван дер Джарн, — ответил я.
— Следуйте за мной.
Роскошь внутреннего убранства вызвала глубоко внутри острый когнитивный диссонанс. Вскоре мы остановились перед дверью её кабинета, расположенного где-то на самых высоких этажах небоскрёба, построенного загадочными Кел. Другой гвардеец вошёл в баронские покои и вернулся за мной.
— Баронесса, первый офицер Кир из Небесных Людей прибыл.
Напыщенно произнёс он, когда мы вошли в просторный зал. Пипа ван дер Джарн крикнула из смежной комнаты.
— Кир, рада вашему визиту. Проходите сюда.
Я вошёл внутрь, толком не зная, что сказать. Мягкий свет вливался сквозь витражные окна, рассыпаясь на стены цветными бликами. Комната была украшена изысканными гобеленами и изящными статуэтками. В центре стоял круглый стол из полированного дерева, на котором были разложены карты, свитки, книги и письменные принадлежности.