Аннотация

Впервые читателю предлагается полный текст автобиографических очерков Александра Леонидовича Чижевского - ученого с мировым именем, пионера космического естествознания, основоположника гелиобиологии, тонкого художника, поэта-философа, человека, который по признанию Международного конгресса по биологической физике и биологической космологии (Нью-Йорк, 1939), "олицетворяет для живущих в ХХ веке монументальную личность Леонардо да Винчи".
Данная книга печатается по рукописи автобиографических очерков, представленной А. Л. Чижевским в начале 1962 г. в Издательство Академии наук СССР главному редактору H. М. Сикорскому. Из издательства она была переслана в Институт истории естествознания и техники, где встретила противоречивую реакцию, и там на какое-то время «пропала». Автору сказали, будто бы ее «запросил» А. Н. Туполев, что вызвало крайнее недоумение А. Л. Чижевского. «Я оборвал сотни телефонов, но ничего выяснить не мог»,— писал он 17 мая 1963 г. в своем дневнике. В конце концов выяснилось, что сказанное ему — чистый вздор, а на рукопись «положил глаз» определенный круг лиц, начавший уже тогда «пастись» около темы истории космонавтики. «Издательство Академии наук в замешательстве?! Кажется, что бы вырвать рукопись, придется писать в высокие инстанции: ЦК или Шелепину. Как вам это понравится?» (там же).
А в конце того же месяца в калужской газете «Знамя» появилась ядовитая статья некоего Александра Ерохина, связанного с названным кругом лиц: «Солнце, мечта и формула», в которой всячески «доказывалось», что А. Л. Чижевский не что иное, как нуль без палочки, и что никогда он не был другом К. Э. Циолковского.
Через десять дней после этой публикации А. Л. Чижевский вместе с женой Ниной Вадимовной был в Калуге, навестил дочь Циолковского Марию Константиновну, сильно страдавшую в ту пору полиартритом. Близкие Циолковского приняли их как родных. От них Александр Леонидович узнал, что в местную газету поступили протесты против злокозненной публикации. Чуть позже, уже в Москве, Чижевских
посетил заместитель директора калужского Дома-музея Циолковского Владимир Семенович Зотов. Он поведал, что интриги идут от некоторых приближенных Главного конструктора космических кораблей. 27 сентября А. Л. Чижевский запишет в дневнике: «Книга о К. Э. Циолковском до сих пор не разыскана», го ноября у него состоялся телефонный разговор с Сергеем Павловичем Королевым. Как выяснилось, тому передали рукопись с просьбой «подмахнуть» отрицательный отзыв, но он отказался. «Королев был чрезвычайно со мною любезен и просил подождать еще полмесяца для личной встречи»,— пометил в дневнике Чижевский. «Королев посоветовал убрать «некоторые божественные имена», чтобы на книгу не обрушились современные начетчики. Это следует из слов Королева, и в этом есть сама истина. Я же писал о К. Э. Циолковском так, как было на самом деле. Без показухи. Теперь же (1963 г.—Л. Г.) показуха — самое важное в СССР. Все — ясно...» Через полторы недели новая запись: «Только что говорил по телефону с Главным конструктором космических кораблей С. П. Королевым о моей книге «Годы дружбы с К. Э. Циолковским». Он «работает над книгой». Сказал: «Голубчик мой, а книгу вашу придется сократить процентов на тридцать. Позвоните мне, Александр Леонидович, через недельку, я всю ее закончу. Да и название книги надо изменить... Да и Ветчинкина можно пробрать не более раза...» Ведь С. П. Королев учился у Ветчинкина, кончил МВТУ.
Увы, крайняя занятость и нездоровье С. П. Королева не позволили выполнить обещание, а с начала следующего, 1964 г- У А. Л. Чижевского обострилось опасное заболевание, лечение, увы, не помогало, и вскоре стало стремительно прогрессировать ухудшение... После смерти мужа Нина Вадимовна обратилась к С. П. Королеву с просьбой вернуть рукопись.
Только спустя десять лет удалось опубликовать фрагменты из книги в издательстве «Советская Россия» (см.: Вся жизнь. М., 1974 — 208 с.).
Прошло еще двадцать лет, и вот наконец открылась возможность полностью издать рукопись А. Л. Чижевского. Ее авторское название оставлено в подзаголовке, заглавие дано редакцией. Мы постарались отнестись к ней крайне бережно, сохранить ее в изначальной целостности, лишь убрав незначительные повторы, устранив частные, неизбежные для любой рукописи погрешности. Оставлены нетронутыми стилистика и структура данного труда.
Некоторые страницы, возможно, кому-то покажутся спорными, но корректировать и согласовывать их с автором теперь уже нет возможности. Ясно, что на некоторых из них лежит печать сугубо личных восприятий событий и фактов, свидетелем которых он был, однако и в этой субъективности отражались объективные отношения и известные противоречия,— снимать и сглаживать их было бы безнравственно. Сам же А. Л. Чижевский не стеснялся открыто выражать свою точку зрения, заявлять о своей позиции, и если в чем-то способен был ошибиться, то виной тому могли быть сложившиеся обстоятельства и неполнота сведений,— и нет повода усомниться в его добросовестности и порядочности вопреки уже отмеченным нами попыткам внести такое сомнение.
Одновременно это и дань памяти его жене Нине Вадимовне Чижевской, урожденной Энгельгардт (1903—198З)» замечательной женщине, верному другу ученого, его секретарю и первому критику, чьими руками перепечатывались как данная, так и вообще все его работы, настойчивому ходатаю по учреждениям, издательствам и инстанциям, воительнице в борьбе за распространение и утверждение идей, творческого наследия Чижевского.
«Она — мой большой помощник во всех делах»,— отметит Александр Леонидович однажды в своем дневнике. Большая, хотя и внешне сдерживаемая признательность сквозит в его словах. И мы со своей стороны разделяем ее.