Выбрать главу

Камин оказался почти вертикальный. С помощью чуть заметных выступов в скале всем удалось подняться наверх. После первого камина нам встретился второй. Там мы нашли еще два крюка, закрепили на них верев­ку, оставили Александру, а сами вместе с Гио стали подниматься по полке камина вдоль стены. Вышли к третьему камину, где опять обнаружили крюк.

Эти крюки словно бы указывали нам дорогу, и я тот­час решил подняться и на этот третий камин. Но моя попытка не увенчалась успехом: после долгой упорной работы я был вынужден возвратиться.

Теперь попытался подняться Гио, но и он вернулся, ничего не добившись.

Поскольку по всем признакам этот камин и являлся единственно возможным путем наверх, мы с Гио в тече­ние почти трех с половиной часов работали, сменяя друг друга, но все наши усилия пропали даром, и мы были вынуждены отступить.

Гио воспользовался моментом и стал излагать свою любимую теорию о том, что Ушба — неприступная вер­шина, что «на нее никто еще не поднимался, а кто ут­верждал, что поднялся,— лжет», и все в таком роде.

С тяжелым чувством потерпевших поражение мы вернулись назад. Самым неприятным было то, что нас одолевало сомнение: а сможем ли мы вообще подняться на Ушбу?.. Хватит ли у нас сил на это?.. А если нет? Если нам предстоит уйти «с пустыми руками»? О, тогда наша экспедиция станет предметом насмешек всей Сванэти. Вместо того чтобы развеять суеверные представления местного населения о недоступности и недосягаемости Ушбы, мы лишь упрочим их.

Было уже три часа пополудни, когда мы спустились к камину Александры. Она посоветовала искать дорогу наверху. «Ожидая вас,— сказала она,— я отсюда рас­сматривала верхнюю часть этой стены, и думаю, что там можно будет пройти...»

Высота нависающего над пропастью карниза стены равнялась приблизительно трем метрам. Я подставил плечо Гио, потом помог ему руками и ледорубом. Через минуту сверху раздался его радостный голос: «Веревку, веревку! Отсюда можно подняться!»

Мы встрепенулись, надежда вновь засветилась в наших сердцах. Усталость словно рукой сняло, и мы были готовы продолжить штурм, но время подошло к четырем часам, да и Иагор ждал нас внизу.

Наконец мы собрались вместе. Иагор и Гио захоте­ли ночевать у основания южной стены. Александра предпочла остаться на своем месте, у основания камина, и мы по ее требованию привязали ее там веревкой. Мне понравилось ее решение: таким образом она сэко­номит ту энергию, которую попусту должна была бы затратить на преодоление нескольких сот метров труд­ного и опасного пути вниз, к Красному углу, и на обрат­ный подъем утром.

Решение Александры ночевать в скалах привязанной понравилось мне и по другим соображениям: ведь нам предстоял в высшей степени трудный путь, полный предвиденных и непредвиденных опасностей. Кто-то из нас мог бы и вовсе отказаться от дальнейшего вос­хождения, кто-то мог утратить интерес к Ушбе. А это, естественно, ослабило бы группу как физически, так и морально. Александра же стала заложницей, что делало совершенно невозможным отступление и вынуждало нас всех, несмотря ни на что, возобновить штурм. Путь к отступлению таким образом был отрезан.

...С горами шутки плохи, это хорошо знают все горовосходители. В повседневной жизни нам многое прощается, во всяком случае, многое «обходится», но человек, идущий в горы, должен очиститься, освобо­диться от грехов, от зла — иначе горы не примут его. Если ты не пережил катарсиса, ты обречен на пора­жение.

Иная вершина с виду спокойная и безобидная, словно овечка. Например, Тэтнулд. Ее называют Не­вестой Сванэти. Поглядеть, так она и вправду на невес­ту похожа, красивая, белая, никакой угрозы не сулит. А ведь на этих склонах и разыгралась трагедия 1929 года, когда погибли Симон Джапаридзе и Пимен Двали! И как просто, незаметно все это началось. Ледник шутя, невзначай отправил на тот свет двух сильнейших альпинистов. Вот как описывает гибель Симона Джапаридзе и Пимена Двали единственный свидетель этой ужасной катастрофы, один из осново­положников грузинского советского альпинизма Геор­гий Николадзе:

«До скалы оставалось 2—3 сажени, и там было бы уже не страшно, как вдруг случилось это... Пимен стоял обеими ногами на одной ступени и обеими же ногами начал скользить вниз, поначалу медленно, сов­сем медленно, почти незаметно. Он пытался закрепить­ся с помощью палки, но старания его были тщетны. Я в страхе окликнул Симона, который стоял ближе к Пимену, чем я, но спиной к нему, и вырубал новую ступеньку. «Пимен, Пимен!» — закричал Симон и по­спешно воткнул ледоруб у колен упавшего Пимена. Но ледоруб не помог. Тогда Симон схватил Пимена за плечо, однако уже ничто не могло его удержать, участь его была решена, и участь Симона тоже.

Скольжение их сперва было медленным. Внезапно, словно оторвавшись от земли, они заскользили вниз со страшной быстротой. Я увидел, как у обоих из рук выпали ледорубы и как все быстрее, все стреми­тельнее неслись они по правую сторону от меня. Пимен, Симон, две ледоруба, флаг — все умчалось к основанию ледника, потом понеслось влево и исчезло из поля моего зрения. Все смолкло, и только я один остался в этом царстве льда и смерти».

Александра и Алеша Джапаридзе через год после гибели Пимена и Симона, в июле тысяча девятьсот тридцатого, ушли в горы — отомстить за их гибель. В течение четырех дней трижды поднялись они на вер­шину Тэтнулда. В тридцать седьмом году выдающийся грузинский альпинист Сандро Гвалиа поднялся туда с группой в 182 человека. Одним словом, штурм Тэтнулда не прекращался — несколько раз кряду была покорена эта вершина, но все равно она продолжала оставаться коварной и опасной и останется такой всегда. Характер гор неизменен от века.

На склонах Шхары погиб альпинист и скалолаз, журналист Гурам Тиканадзе. И это случилось, когда все опасности, казалось, были позади, когда группа готовилась торжествовать победу! Увы, такова участь альпиниста. Он может одолеть миллион опасностей, но оступись он однажды — и для него кончится все. Ошиб­ка равносильна концу, за ошибку в альпинизме распла­чиваются жизнью. Смерть поджидает, выстораживает тебя за каждым выступом, смерть витает вокруг, смерть всюду следует за тобой...

К сожалению, история альпинизма полна печаль­ных примеров. По помнить о них необходимо. Перед трудным восхождением каждому альпинисту не поме­шает проанализировать ошибки, допущенные его по­гибшими или каким-то чудом все же уцелевшими кол­легами, чтобы самому по возможности не повто­рить их.

Очень тщательно готовились мы к штурму Ушбы. На Зеркало еще не ступала нога человеческая, и ничье лицо не отражалось в нем. Нам предстояло стать первооткрывателями, первыми незваными гостями Зер­кала, и кто знал, как бы оно приняло нас.

Несколько лет назад я и известный советский альпи­нист Мышляев задумали штурм Зеркала Ушбы. Чтобы рассмотреть его вблизи и наметить пути, мы поднялись ни седловину.

— Коварная вершина...— после довольно долгого молчания проговорил Мышляев.— Смотри-ка, это она от злости так сверкает. Сразу видно — коварная...

— Ты думаешь? — неуверенно сказал я.

Но сомневаться в правоте слов старшего товарища не было оснований. Километровую ледяную стену ярко освещало солнце, и отраженные лучи его слепили глаза. Зеркало Ушбы, холодное и неумолимое, как сама смерть, смотрело на нас. Чувство беспомощ­ности и бессилия перед ледяной громадой охватило нас. Но, как бы в противовес ему, во мне с особой силой вспыхнуло желание противостоять, схватиться с ним, вступить в яростный поединок. Я вдруг почувство­вал, что все тело мое пронизывает дрожь. Такое было со мной когда-то давно, когда я готовился выходить на борцовскую площадку на районных соревнованиях по грузинской борьбе. Наверное, несколько минут я стоял в оцепенении, а когда пришел в себя, глаза мои по-прежнему были прикованы к стене, и я подсознательно искал в ней трещины, выступы, за которые можно было бы схватиться руками, искал проходимые участки, площадки для ночевки, но не было ни того, ни другого, ни третьего, вернее, о третьем, о площадках для ночевки, и речи быть не могло. И все же помимо воли я искал — теперь искал места для вбивания крюков, подсчитывал проходимые метры, вычислял, сколько дней у нас ушло бы на штурм Зеркала. Один... два... три... четыре... В общей сложности я насчитал восемь ночевок. Потом я повернулся к Мышляеву, чтобы поделиться с ним своими соображениями, но его уже не оказалось на прежнем месте. Я проследил взглядом за следами и об­наружил его уже несколькими метрами ниже. Он спускался. Я посмеялся над собой: что же я, в одиночку собираюсь штурмовать эту дьявольскую стену? — и последовал за Мышляевым.