Джо бросился к поверхности снова. Даже холодный атлантический воздух был лучше убийственно ледяной воды, что угодно было лучше пережитого. Сердце Джо колотилось, неправильно горячая кровь испепеляла изнутри сосуды.
Он затряс изо всех сил тяжёлой головой, и шум в ушах умолк. Джо отчаянно вдохнул, рёбра его снова затрещали, но лёгкие запели от удовольствия. Он дышал — дышал полной грудью, и никто не пытался больше потопить его в безразличном океане.
Рядом с ним на волнах покачивалась мокрая голова — абсолютно лысая. Сердце Джо опять забилось неровно — только теперь оно пропускало удары.
— Па! — воскликнул он. Голос его звучал слабо и хрипло.
Лысая голова повернулась. И в самом деле, это был мистер Дойл — бледный, с оторванным воротником, с глубокой свежей царапиной от челюсти до виска, из которой мелкими алыми бусинками выступила кровь — но живой. Джо тотчас устремился к нему. Сейчас он с радостью согласился бы оказаться девчонкой: тогда ему позволительно было бы заплакать от радости.
— Па! — вскрикнул Джо и схватил отца за плечи. Его руки судорожно тряслись, а пальцы едва гнулись. — Па, ты живой!
— Джо, старина! — сипло отозвался мистер Дойл. Его бледные губы криво улыбались, подрагивая. — Ну и перепугался же я! Тот парень чуть было не утопил тебя!
— А где он? — спросил Джо. — Если он вернётся?..
Мистер Дойл помрачнел и коротко ответил:
— Да нет, не думаю я, что он вернётся.
Джо притих. Вода, пропитывавшая его ноги, стала ещё холоднее. В голове у него нарождалась пугающая, мрачная тяжесть.
— Па… — тихо сказал Джо, и его зубы встретились с клацающим плотоядным звуком, — па, куда же нам теперь?..
— Во-первых, — ответил мистер Дойл, — подальше отсюда. Этот парень был тут не первым таким бешеным. Нужно убраться от них и уже потом мозговать. Ты видел, что сталось с последней шлюпкой?
Джо мотнул головой. Зубы его стучали от холода. Обе ноги уже стали бесчувственными и тяжёлыми, как чугунная кочерга.
— Она перевернулась, — важно пояснил мистер Дойл. Кончик носа у него и губы стремительно синели. — С нею был мистер Лайтоллер — тот самый парень, что не пускал мужчин на борт. Я своими глазами видал, как шлюпку смыло в океан. Если всё так, то гребцов в ней нет… она перевёрнутая, она где-то совсем неподалёку… и нам нужно всего лишь до неё… добраться, Джо. Ты сможешь?
Джо замотал головой.
— Па, моя нога… я не знаю, что с моей ногой, но я её не чувствую. Совсем не чувствую.
Беспокойство отпечаталось на синевато-бледном лице мистера Дойла.
— Совсем?
— Ни капельки, — грустно вздохнул Джо.
Мистер Дойл повертел головой и выставил перед Джо руку. Неподалёку от них всплыла тощая, как палка, женщина; чёрные космы прилипли к её иссушенному лицу. Безумными глазами женщина посмотрела на них и протянула руки.
— Помогите! — прокричала она. — Вытащите меня! Пожалуйста!
— Сестрица, — мистер Дойл аккуратно развернул Джо прочь за плечо, — мы были бы рады, но нам самим сейчас туго. Вот что я тебе могу посоветовать: ищи перевернувшуюся шлюпку и плыви к ней. Тебя наверняка поднимут на борт.
Женщина съёжилась и нервно, дробно, истерично зарыдала. Её плечи сотрясались, и всё её тело дрожало, как будто сминаемое в остро отточенных когтях.
— Плывём, Джо, — безжалостно сказал мистер Дойл и схватил Джо за плечи.
Он грёб неуклюже, медленно и с трудом. Каждый взмах руки был для него подвигом. Та ловкость, беспечность и скорость, та уверенность, с которыми он бороздил солёные и пресные воды вот уже восемь лет, неожиданно исчезли. Он остался наедине с пронизывающим холодом, что ударял в самое сердце, словно нож, и только мистер Дойл был рядом, но о мистера Дойла нельзя было согреться. Его нос и губы были зловещего голубоватого оттенка, он вдыхал с задержками, и грудь его ходила ходуном, как неисправное колесо телеги.
— Па, — простонал Джо, — неужели мы плывём туда, куда нам нужно?
Он ничего не видел кругом себя — совсем ничего, кроме бескрайней, страшной и тревожной Атлантики, усеянной белыми спасательными нагрудниками. Люди висели на обломках, кто-то отчаянно барахтался, иные топили друг друга, и бесчисленное множество рук в бесполезной и запоздалой мольбе вздымалось к бесстрастному холодному небу. Где-то вдали надрывно ревел хриплым писклявым рёвом младенец, и этот плач разрезал слабо трепещущее сердце Джо, как мясницкий нож.
— Какая жалость, — простонал мистер Дойл и потряс головой. — Я душу дьяволу бы продал, Джо, как есть продал бы, только бы не слышать этого ужасного плача!
И Джо мелко закивал — хотя, быть может, его всего лишь заставила закивать быстрая дрожь, которая волнами прокатывалась по телу.
Они плыли дальше. Мистер Дойл аккуратно раздвигал обломки крушения, пробирался, как вор в ночи. Джо пристально смотрел по сторонам. В спокойных ледяных водах покачивались люди — они походили на бабочек-капустниц, распятых любопытным натуралистом. Слабый серебристый луч вдруг скользнул по воде, выхватив из темноты две фигуры, которые как будто пришили друг к другу, и Джо дёрнулся вперёд. Та нога его, что не была искалечена, неожиданно обрела чувствительность.
— Па! — воскликнул Джо. — Па, я… я их знаю!
Вцепившись друг в друга, в воде увязли Джанет со своим отцом. Длинные волосы Джанет облепили её бледное строгое лицо, как паутина; обросшие белыми кристалликами ресницы были плотно сомкнуты. Руки Джанет лежали в руках мистера Боулса, а сам мистер Боулс грудью навалился на большой коричневый чемодан с именной биркой. Глаза мистера Боулса тоже были закрыты, и его голубоватое лицо застыло.
— Джанет! — хрипло крикнул Джо. — Мистер Боулс! Джанет! Эй! Эй!
Мистер Дойл опустил руку ему на плечо и сжал крепче. Кипучее отчаяние просыпалось у Джо в сердце. Только этот яростный жар и мог согреть оцепеневшее, никчёмное, искалеченное тело. Джо замер и замотал головой. В это ему не верилось — он никак не хотел в это верить.
— Кажется, плохи их дела, старина, — прерывающимся голосом сказал отец у него над головой, — давай двигаться дальше. Мы ничем уже не поможем этим беднягам.
— Но Джанет… — Джо снова яростно мотнул головой. Пугающие призраки никуда не исчезли. — Джанет… Джанет… пожалуйста…
Ни Джанет, ни мистер Боулс так и не пошевелились. Держась за руки, они величественно покачивались на чёрной воде в гнетущем молчании, и никакие земные заботы, страхи и тревоги уже не могли взволновать их сердца, которые больше не бились.
Джо с радостью списал бы свою крупную дрожь исключительно на холод, который пробирал всё тело — до самых костей и даже дальше, глубже, — но Джо отлично понимал, что дело тут не только в холоде. Он снова и снова опускал и поднимал налитые убийственной тяжестью руки, и ледяные воды под ним слабо булькали, резали его, впивались бесчисленными зубчиками острых лезвий в кожу. Он вдыхал неправильно и рвано — через несколько раз, перед глазами у него потемнело; мушки и чёрно-красные пятна сменяли друг друга на бесконечной пугающей карусели. Сердце Джо, иссушенное и усталое, билось неравномерно, глухо, и каждый его удар дарил телу не тепло, а всё тот же опустошающий, страшный и тоскливый непроглядный холод.
Джо снова взмахнул руками. Неуклюже, неуверенно, слабо — но он продвигался вперёд, а мистер Дойл тянул его, как на буксире, потому что онемевшая, тяжёлая, неуклюжая нога Джо никак не желала шевелиться. Джо вообще её не чувствовал, а потому и распоряжаться ею он не мог. Смерть колыхалась кругом него.
Крики утопающих звенели, как рвущиеся струны, в холодном ночном воздухе. То тут, то там к поверхности поднимались огромные белые нагрудники, руки чёрными тенями хватались за пустоту. Джо непроизвольно замирал, и лишь мистер Дойл тащил его дальше, даже если тонули совсем близко к ним.
— Мы ничем им не поможем, старина, — говорил он напряжённым тоном и плыл прочь, хотя его тоже колотила дрожь, хотя он тоже покрылся нездоровой бледностью и хватал воздух в неправильном страшном ритме. — Мы ничем им не поможем.