А шла война, и как будто в столице не было важнее дел, чем сводить или не сводить счеты с Распутиным или менять министров. В середине марта 1916 года уволили близкого к Думе Поливанова. Назначенный на его место одряхлевший 62-летний генерал Д.С. Шуваев производил жалкое впечатление. Над всем невозмутимо председательствовал Штюрмер или «Бориска», как именовал его в кругу собутыльников Распутин. « Этот «дед» не только не принес порядка России, а унес последний престиж власти… Штюрмер маленький ничтожный человек, а Россия вела мировую войну. Дело было в том, что все державы мобилизовали свои лучшие силы, а у нас «святочный дед—премьером. Вот где ужас. Вот отчего страна была в бешенстве.
И кому охота, кому это нужно было доводить людей до исступления?! Что это, нарочно, что ли, делалось?!» — задавал риторический вопрос преданный трону Шульгин.
Союзники и Россия
Если русский генералитет принимал дикие слухи о положении в столице за чистую монету, то они не вызывали и тени сомнения у правительств — союзников России. То, что было просто следствием тупоумия царского режима, державы Антанты могли рассматривать как назревавшую измену делу противников Германии. Политические проходимцы, домогавшиеся власти и ради этого поливавшие без разбора грязью собственную страну, подрывали международное положение России. Отвратительная склока, раздиравшая правящий лагерь, отнюдь не содействовала равноправным отношениям России с союзниками.
В результате складывалось парадоксальное и трагическое положение: Россия, спасшая Антанту в 1914—1915 годах, внесшая самый большой вклад в коалиционную войну, третировалась Парижем и Лондоном. Малопродуманные заказы вооружения и снаряжения за рубежом, унизительные просьбы о займах убеждали правителей Франции и Англии, что в России воцаряется хаос. До февральской революции Россия получила от союзников по военным займам 6,3 млрд. рублей, т.е. примерно столько, сколько составляла внешняя задолженность России на 1913 год. Кабальные условия займов (в Англию, например, было вывезено золота в обеспечение кредитов на 600 млн. рублей) могли ставиться только стране, которую не считали равноправным партнером. Военные расходы России за войну составили (по февраль 1917 года) 29,6 млрд. рублей, заказы за границей почти 8 млн. рублей. За внешне значительной суммой последних кроется очень небольшая отдача. Россия вела войну в подавляющей степени за счет собственного производства вооружения и снаряжения. По сравнению с тем, что было изготовлено в России, полученное из-за границы составляет по винтовкам 30%, патронам к ним — менее 1%, орудиям разных калибров — 23%, снарядов к ним — около 20% и т.д.
Малая эффективность помощи союзников объясняется прежде всего тем, что русские военные заказы рассматривались в странах Антанты и США как досадная помеха. Они выполнялись кое-как, сроки поставки не ^выдерживались, постоянно срывались обещания обеспечения перевозок тоннажем. Заказы на винтовки были выполнены только на 5%, на патроны – на 1%. Большинство заказов исполнено на 10—40%, Когда речь шла об уступке вооружения и снаряжения, то зачастую присылались неисправные или устаревшие предметы. Убийственную характеристику снабжения России предметами ведения войны дал Дэвид
Ллойд Джордж. В своих «Военных мемуарах» он, уничтожительно отозвавшись о стратегических талантах английских и французских генералов на Западном фронте, написал: «Если бы мы отправили в Россию половину тех снарядов, которые затем были попусту затрачены в этих плохо задуманных боях, и одну пятую пушек выпустивших эти снаряды, то не только удалось бы предотвратить русское поражение, но немцы испытали бы отпор, по сравнению с которым захват нескольких обагренных кровью километров французской почвы казался бы насмешкой».
Западные промышленники рассматривали русские заказы как средство наживы. Цены на вооружение и снаряжение взвинчивались на 25– 30%, выше чем для покупателей в западных странах. Крупные авансы бездумно выданные еще при Сухомлинове, связали русские ведомства, которые ничего не могли поделать со срывом сроков, поставкой некачественной продукции. Что до кредитов России, то, как повелось в ростовщической практике западных банков, с них снимались различные комиссионные, на них нагревали руки биржевики. А.А. Игнатьев, неплохо узнавший за годы войны финансовую кухню Франции, в двадцатые годы был свидетелем ажиотажа, поднятого на Западе по поводу отказа СССР платить по займам царского и Временного правительств . «Когда,— писал А.А. Игнатьев,— через десять лет после войны все тот же Мессими,с которым, в бытность его военным министром, я переживал первые дни мобилизации, старался взвалить на Советскую Россию всю тяжесть долгов царской России, я дал ему следующий простой ответ:
— Одолжите мне до следующего утра только двух ваших жандармов. Обойдя с ними четыре парижских банка, я потребую выписки из русского счета и принесу вам завтра добрую половину денег оставшихся во Франции от русских займов».
В 1922 году советская делегация на международной экономической конференции в Генуе оценила ущерб, понесенный Россией в результате невыполнения союзниками обязательств в области материально-технической помощи — в 3 млрд. рублей.