Я открыл рот и задохнулся.
— От… станьте… от нее… — прохрипел я, после чего трясущимися руками достал «тайлед» и сделал глубокий вдох, словно впитывал в себя эликсир бесстрашия. — Она не ради этого терпела четырнадцать лет унижения и лишений, чтобы теперь выслушивать приказы от… того, кто вообще не должен был этого допустить!
Стихами заговорил. Не знаю, на что я надеялся, приказывая этому парню не отдавать приказы своему начальству. В моих мыслях бы сейчас и сам дьявол шею свернул.
Жадина Анна перекатывает карамель за щекой и раскусывает ее с характерным треском, разрушая всеобщее оцепенение.
Я во все глаза смотрю на то, как Дис отодвигает стул и садится, тем самым позволяя и всем остальным расслабиться. Левой рукой он кладет черные лакированные изогнутые ножны себе на колени, и я испуганно сглатываю. Черт с ним, с оружием, у этого человека не было левой руки, на ее месте красовался кибернетический протез. Ювелирная работа.
— Как скажешь, босс, — проговорил Десница через мгновение, откидываясь на спинку стула. — Кажется, ты растешь к земле. И мне жутко хочется знать, умники, что вы теперь будете с этим делать.
Эльза спотыкалась, но не упиралась, когда я схватил ее за руку и потащил прочь из парадной столовой. Кажется, она просто еще не привыкла к своему новому телу — вестибулярный аппарат у нее был ни к черту, а вести ее за собой, все равно что перетаскивать с места на места полное собрание Британники, — еще то удовольствие.
В итоге я нырнул внутрь пустующей тесной комнатенки, какого-то подсобного помещения, утягивая за собой и Эльзу. Закрыл дверь.
— Ты сам его слышал! Ты слышал! — нервы ее сдали. Будь я на ее месте, мои бы сдали тоже. Но я только молчал, тупо уставившись себе под ноги. — Я знала… я, как только это произошло, сразу почувствовала, что это не мое… не мое тело! Я не смогла сегодня заснуть! Всю ночь меня мучили кошмары, которые я забывала сразу же после того, как открывала глаза. Я так ничего и не вспомнила! Господи, а теперь… меня словно всю выворачивает! Это хуже, чем физическая боль.
Я сам его слышал. Я слышал.
Вцепившись в свои волосы пальцами, я медленно съехал по стене на пол.
Кто бы мог подумать, что в тот раз шаги Десницы, идущего от порога трапезной к столу, на самом деле являлись отсчетом.
До разрыва шаблона остается десять, девять, восемь…
До вулканизации мозга — семь, шесть, пять, четыре…
До конца света — три, два, один…
Мое внутреннее зрение транслирует гигантский ядерный взрыв, волна от которого ударяет в виски.
— Какая же я дура! Я поверила, а ведь… мне нельзя ни на что надеяться… я всегда это знала…
Она разрыдалась, и я весь съежился от этого звука. Женские слезы отчаяния — это хуже не придумаешь.
Мою душу переполняла искренняя ненависть. Странно, конечно, что из всего диапазона возможных эмоций, которые родились после открывшейся правды, я решил остановиться на примитивной ненависти. И все-таки я ненавидел этих людей, беспечность которых беспощадно вырвала у Эльзы едва обретенную надежду на семью, уважение, любовь. Из-за одной ошибки все полетело в тартарары: Эльза теперь несчастна и потеряна, а я…
Матерь божья, я должен быть сейчас на месте Эльзы. Это я главарь мафиозной семьи «Децема». Это мое тело. Я на самом деле… же… женщи… щина.
Подняв голову, я бросил взгляд на содрогающуюся от рыданий Эльзу. Боже мой, я ведь совершенно не контролировал свои мысли в тот раз, когда впервые увидел госпожу Элу. Я посчитал ее красивой, и кто знает, о чем еще я тогда мог подумать…
Похоже, я участвую в какой-то авантюре, навязанной мне эти треклятым «разделителем».
— Что теперь… что теперь со мной будет, Алекс? — прошептала Эльза. Она стояла ко мне спиной, пряча слезы. — Что они решат? Как они поступят?
Едва ли меня сейчас волновало мнение старейшин.
Поднявшись на ноги и выпрямившись, я провел рукой по своей груди. Меня моя комплекция теперь более чем устраивала, а мысль, что на пустом месте должен появиться лишний элемент третьего размера, вынудила пожалеть о том, что я ел это проклятущее желе. Интересно, где тут у них ближайшая уборная…
— Нет, — сказал я в итоге так сипло, словно мне уже провели кастрацию. — Нет, я в это не верю. До этого самого момента я готов был мириться со всей той чушью, которой меня тут кормили. Но это заявление — потолок моей веры. К черту это все. Я ухожу…
— Куда ты уходишь, идиот? Забыл, где мы?
Ах да, точно. Как все-таки нелегко привыкнуть к мысли, что находишься от своего привычного мира на расстоянии, которое принято измерять не милями, а годами.