– Я бы поддержал тебя, – говорю вслух шёпотом, обращаясь через дневник к Незнакомке, – я был бы рядом.
Нюхаю страницы, и слышу аромат корицы. Вдыхаю с жадностью, трусь щекой об исписанные листочки, утыкаюсь лицом в разворот блокнота. Потом закрываю его, прижимаю к груди и ещё долго сижу так, негодуя от поведения её родителей. С неохотой кладу блокнот обратно, несколько минут болтаю с мамой, слушаю сплетни про её подруг, кто развёлся, кто забеременел, кто потолстел. Желаю ей доброй ночи, и сам ложусь спать.
Вспоминаю губы Незнакомки и провожу пальцем по свежей ране на предплечье. Нутро заполняется сладким тянущим чувством. Не замечаю, как проваливаюсь в сон.
Пятый день
Просыпаюсь резко, вскакиваю на кровати и несколько минут пытаюсь отдышаться. Я видел её губы, они отчётливо шептали, что нужно просыпаться, а ещё руки. Незнакомка тянула ко мне свои руки, тонкие, худые, с выпирающими костяшками и длинными пальцами. Я стремился к ней навстречу, тянулся, хотел бежать, но она только отдалялась, словно что-то утягивало её подальше от меня. Теперь сижу под одеялом, обхватив колени, и вспоминаю её ломаные изгибы запястья, плавные движения губ и мелодичный шёпот. Хочу прочитать дневник залпом и узнать, кто она, а потом прийти к ней и с порога сжать в объятьях, сказать, что теперь всё будет хорошо, что я принимаю её такой и буду защищать.
Сползаю с кровати, подхожу к окну, но блокнот не беру, а вместо этого гипнотизирую серое небо, мрачную землю и угрюмых прохожих, которые согнулись и бредут по своим делам, прячась от мира под чёрными зонтами. Несколько раз зеваю, потом рассматриваю в зеркало лицо: синяк пожелтел, прыщи немного поутихли в своей красноте, ссадины почти зажили.
Иду на кухню, мама вновь читает, сидя за столом у окна. Предлагает мне оладушки со сметаной, и я с удовольствием ем. Она не упоминает алкоголь, чему я несказанно рад, но тревога не уходит, боюсь, что стоит мне расслабиться на секунду, и мама снова напьётся, а ведь завтра ей на работу. Бросаю взгляд в сторону и цепляюсь за кружку отца: серая с тремя белыми ромашками, изогнутой белой ручкой, облепленная пылью, стоит в самом углу на полке, чуть прикрыта двумя пустыми банками. Стискиваю зубы, чтобы не дать волю вскипающим эмоциям. Мама замечает мой взгляд и останавливается на знакомой кружке. Вижу, что её глаза наливаются слезами, стараюсь отвлечься, думая о блокноте, конфетах, о тонких пальцах и шепчущих губах, прячу руки под стол и веду пальцем по предплечью, нащупывая рану, которая покрылась тонкой корочкой. Тревога отступает медленно, сползает из груди в живот, оттуда по голеням в пятки и рассыпается по полу.
– Твой отец любил оладушки, – говорит мама, промокая глаза полотенцем, – я ему их перед работой готовила, а с собой бутерброды делала. Он только чай пил, кофе не любил.
– Я помню, мам, – отвечаю нетерпеливо, не желая вновь предаваться горю.
Она понимающе замолкает, но надолго задерживается на серой кружке с ненавистными мне цветами.
Следующие несколько часов смотрю детектив у себя в комнате. Убийца оказывается шизофреником, которого преследовали голоса, твердящие, что нужно убивать. Внезапно понимаю, что Незнакомка тоже писала про шёпот, который она слышит, и в голову закрадывается неприятная мысль. Но я ведь не раз слышал истории о призраках, даже от знакомых, и теперь начинаю сомневаться, прав ли я в своём неверии. Ищу в интернете истории о потустороннем, потом читаю статьи и рассказы очевидцев. Интересно, а папа рядом со мной? Может, он стал моим ангелом и послал мне Незнакомку, чтобы я не чувствовал себя одиноко?
Слышу звуки пылесоса. Радуюсь, что мама занимается домом, но вспоминаю, что так будет лишь две недели, а потом ещё столько же в запое. Решаю наслаждаться моментом, здесь и сейчас.
Снова смотрю в окно. Моросит дождь, покрывая каплями стекло, а из приоткрытой форточки сочится холодный воздух, заполняя комнату ароматами поздней осени: свежесть, жёлтая подгнившая листва и влажный асфальт.
Уже полдня названивает Санёк, но я не беру трубку, только бросаю косые взгляды на экран и выключаю звук. Один раз почти решаюсь ответить, подумав, что завтра в школу, там мои враги, а его отец мог бы помочь, но передумываю.
Зачем я ему? Не станет он защищать незнакомца.
Отбрасываю телефон на кровать, несколько минут мечусь по комнате, не зная, чем заняться. Уроки делать не хочу, смотреть фильмы тоже, да и читать не готов ничего, кроме голубого блокнота. Мать заглядывает ко мне в комнату без стука, отчего я вздрагиваю и прячу руки за спиной.