Сначала отказываюсь, но после получаса уговоров сдаюсь и останавливаюсь на голубом цвете.
– Наденешь сейчас? – она бессовестно заглядывает в глаза и невинно поглаживает меня по плечу.
– Неудобно, - отнекиваюсь, хотя знаю, что и на этот раз сдамся.
Спустя несколько минут корячусь перед зеркалом, слушая рекомендации продавца. Один раз почти роняю одну линзу, но ловлю в последний момент. Девушка–менеджер ширит глаза, Светка осуждающе качает головой. Неловко улыбаюсь и продолжаю свои мучения.
И вот спустя ещё полчаса стою на улице заплаканный, но зато с голубыми глазами. Удивлённо рассматриваю прохожих и вывески, потому что вижу намного лучше, чем в старых очках.
– Хочу тебя сфотографировать, – заявляет Светка и достаёт телефон, направляя на меня камеру, - глаза открой пошире, не щурься.
– Да я ещё не привык.
– Тихо!
Смыкаю губы и недовольно кривлю их, а она в этот момент делает фото. Рассматриваю себя на экране и долго гипнотизирую голубые глаза, ведь почти такие же я представлял у Незнакомки, как будто теперь она стала ко мне ближе.
Провожаю Светку до дома и получаю все тот же лёгкий поцелуй в губы, хотя непроизвольно желаю вновь оказаться в лабиринте, но у нас перерыв, а я не хочу её принуждать. А точнее, боюсь, что она откажет мне вовсе. Порой кажется, что Светке нравится причинять мне боль только потому, что сопротивляюсь. То есть, если я буду проявлять инициативу, она потеряет интерес. Возможно, я прав. В любом случае, не настаиваю, и мы расходимся.
Пока иду по улице, замечаю, что цвета под серым небом выглядят иначе, чем под солнцем. Блёклые, будто нарисованные неумелым художником. Линзы не чувствую, временами вожу глазами туда-сюда, проверяя, на месте ли они. Жаль, что я не могу видеть свои глаза со стороны. Ветер холодный и промозглый, люди кутаются в пальто, высоко поднимаю воротники, бегут, спешат куда-то.
Дома не делаю ничего. Лежу, пью чай, ем бутерброды, долго разглядываю линзы, потом рассматриваю синяки на лице. Один из учителей спросил у меня, откуда это, а я ответил, что упал. Глупо, но тот сделал вид, что поверил.
Прыщи подсохли и почти незаметны. Зачёсываю волосы чуть в бок, рассматриваю отражение и решаю, что без прыщей и с голубыми глазами выгляжу даже симпатично, миловидно. Я никогда не был похож на грубых, здоровенных мужиков, да мне и не хотелось. Светке я нравлюсь, а значит, понравлюсь и Незнакомке. По крайней мере, я очень надеюсь на это.
Отхожу от зеркала, останавливаюсь посреди комнаты и рассматриваю свои руки. вены выступают сильно, потому что я худой. Чем они ей приглянулись? Другое дело, голубые глаза…
Кстати, линзы я купил как раз на тысячу, подаренную Незнакомкой, и уверен, что лучше я бы и не придумал. Это именно то, что мне нужно. Теперь можно не переживать, что очередные отморозки сломают очки, лишив меня четкого зрения. Хотя надеюсь, что больше никто ко мне лезть не будет. В любом случае, я уже не тот сопляк, теперь я знаю, что могу ответить. Что могу сражаться за себя.
Смотрю несколько фильмов подряд и, глядя на одну актрису, думаю, что она очень похожа на образ моей голубоглазой подруги. Иногда ставлю на «стоп» и рассматриваю её, потом ищу фото в интернете, но в жизни она оказывается не так похожа на Незнакомку, как в кино, поэтому возвращаюсь к фильму.
Вечером приходит мать. Уставшая, с глубокими синяками под глазами, наливает себе чай, и я вижу, как она украдкой добавляет туда водки. Меня подташнивает, но ничего не говорю, понимая, что уговоры бесполезны.
Готовлю яичницу. Она подгорает, потому что я вновь ухожу в свои мысли и не успеваю вовремя снять сковородку с плиты. Мы с матерью сидим за столом в полном молчании, а когда она доедает, то уходит спать, желая мне доброй ночи.
Возвращаюсь к себе в плохом настроении. Почему она не может бросить пить? Зачем она вообще начинала? Почему водится с этим Олегом? Может быть, я во всём виноват? Не поддержал маму после смерти отца, не стал для неё опорой и защитой. Но ведь мне было всего четырнадцать, что я мог сделать?
Снова тошнит, и я гоню мысли прочь, не желая накручивать себя ещё сильнее. Голубой цвет блокнота успокаивает, мягкая обложка даёт ощущение уюта и внутреннего тепла. Подхожу к зеркалу и сравниваю цвет линз с дневником, почти одинаково. Закутываюсь в плед и усаживаюсь на кровать, случайно открываю прямо на восьмом дне, улыбаюсь, разглядывая рисунки глаз и крестов. Не спорю, выглядит жутковато, но я представляю, как она рисовала, держала ручку своими хрупкими длинными пальцами, сдувала со лба тонкие пшеничные пряди, сосредоточенно сжимала губы и освещала мир своими небесными глазами.