Бам-бам-бам!
Словно она пытается доконать меня или добыть. Сделать мою жизнь невыносимой. Но это просто головная боль, я переживал вещи намного хуже.
Дёргаюсь от зазвонившего телефона, виски простреливает от резкого звука. Он слишком громкий, или мне кажется…
Пока тянусь за ним, думаю, что нужно не забыть и поставить телефон на зарядку, а то всю ночь он пролежал на холодном полу.
– Андрюх, а ты чего в школу не пришёл? – с другого конца трубки слышу голос Светки.
Смотрю на экран – «Санек».
Снова подношу к уху.
– Ты там?
– Приболел, – вру я, хотя чувствую себя и правда неважно.
– Хочешь, я приду к тебе? Может, купить чего-нибудь вкусненького?
Думаю о матери и Олеге, оглядываю бардак в комнате, вспоминаю обшарпанные обои и разбросанные местами бутылки.
– Не надо, спасибо, я полежу, посплю и завтра выздоровею, - отвечаю намеренно хрипло, к счастью, утром это делать несложно, голос такой, словно я не проснулся, а воскрес.
– Как знаешь, – похоже она расстроилась или обиделась, – тогда выздоравливай. Пока.
Говорю «пока», но она уже положила трубку. Я ничего не чувствую к Светке, она неплохая и делает то, что вызывает во мне бурю эмоций, но мысли мои всегда далеко и с другой девушкой. Откидываю телефон, заметив, что уже полдень. Вчера я напрочь забыл поставить будильник, и в итоге проспал до обеда. Падаю обратно на подушку и вновь засыпаю. Нервно и поверхностно.
Хлопок входной двери выдёргивает меня так резко, что я сразу подскакиваю на ноги, а сердце начинает колотиться с бешеной силой.
– Я за долгом пришёл! – орёт басом Олег.
– Сейчас, сейчас, они тут были, в ящике, сейчас, – лепечет мама, а я понимаю, что она ищет те деньги, что я забрал несколько дней назад.
– Просрала всё? Пропила? Сука! – слышу шлепок и глухой удар.
Выскакиваю в домашней одежде и босиком в коридор, успеваю нацепить на нос старенькие очки. Мама лежит на полу и держится за щёку, а упырь, весь красный, трясётся и буравит меня бешеным взглядом.
– Сколько денег? – спрашиваю я дрожащим голосом, сползающим на хрип.
– Семь, - бросает он.
Мама отползает ближе ко мне.
– Две же было, Олежа, – мямлит она, а меня мгновенно начинает тошнить.
Глотаю вязкую слюну, но ком в горле так и остается.
– Проценты набежали, - Олег мерзко хохочет, как умалишённый.
Мне кажется, что так обычно и выглядят психи. Со стекающей слюной, выпученными глазами и трясущимися руками. Грязными, злыми и вонючими. От Олега смердит нещадно.
– Четыре даю, не больше, – говорю чуть отчётливее, чем в прошлый раз, ладони потеют, и дышать становится труднее.
Он бьёт кулаком по стене, чешет щетину и озирается по сторонам. Мать в это время поднимается, и я отодвигаю её себе за спину, но не потому что хочу защитить, а боюсь, что она вновь переметнётся на его сторону.
– Хорошо, четыре гони, – Олег плюёт на пол себе под ноги и кривит губы в подобии улыбки.
Я возвращаюсь в комнату, дрожащими руками достаю последние четыре тысячи, сминаю в кулаке и возвращаюсь. Мать стоит на месте и что-то бубнит об отношениях, о чувствах, о вере. Стараюсь не слушать, потому что иначе вырву прямо на упыря.
– Четыре тысячи, и больше ты здесь не появляешься, – дышу поверхностно, но голос получается достаточно уверенный, а из-за хрипа даже немного грозный.
– Сам решу, без сопливых, где мне появляться, а где нет.
– Знаешь Меренкова? – заранее извиняюсь перед Светкой, что прикрываюсь её папой.
Лицо Олега вытягивается, и пыл его чуть утихает.
– Это отец моей девушки, одно моё слово и будешь сидеть в тюрьме как миленький, – выдыхаю, подхожу чуть ближе и протягиваю деньги, – забирай четыре тысячи и забудь дорогу к этому дому.
Он выхватывает купюры, а я отдёргиваю руку, боясь, что упырь может схватить меня. Отхожу на безопасное расстояние, прикрывая спиной мать.
– До поры до времени она твоя девушка, щенок, – рычит Олег, но всё-таки покидает квартиру, унося с собой спёртую вонь и перегар.