Я стремительно закрываю за ним дверь на ключ. Стою на месте, пытаясь успокоиться. Сердце колотится, руки вытираю о футболку, они холодные и липкие от пота. Иду на кухню и выпиваю два стакана воды залпом, затем сажусь за стол и глубоко дышу, прокручивая наш с Олегом диалог в голове. Он ведь запросто мог убить меня одним ударом. Здоровенный, с огромными кулачищами. Но Олег испугался. Не захотел проблем. Не уверен, что он не потребует реванша, но на какое-то время мы с мамой в безопасности. А дальше… Я что-то придумаю, сумею выкрутиться.
– Андрюшенька, что ж ты так грубо-то? Он же неплохой человек, просто вспыльчивый, – мать пытается меня погладить по спине, но я скидываю её руку.
– Ты смеёшься надо мной? – начинаю ровным голосом, но с каждым словом громкость возрастает сама собой, - он бьёт тебя! Вымогает последние деньги! Спаивает! Твой Олег редкостная сволочь! Прекрати его защищать! Перестань оправдывать! Забудь о нём, он больше не придёт никогда! Я не врал про Меренкова! Клянусь, я сделаю всё, чтобы твой Олеженька присел надолго!
В конце тирады я ору как потерпевший и активно размахиваю руками. Мама сидит на стуле, опустив голову, и мне становится жаль её.
– Мам, – тише говорю я и аккуратно кладу руку ей на плечо, – пожалуйста, давай наладим нашу жизнь. Забудь про Олега, я тебя умоляю. Хотя бы попытайся, – сглатывая, решая сказать то, что не говорил уже очень давно, – я… я тебя люблю… мам…
Слова даются тяжело, как поднять огромный булыжник. Она поднимает голову и смотрит на меня заплаканными глазами, потом неуверенно кивает, и я непроизвольно улыбаюсь.
– Хорошо, сыночек мой. Я тоже люблю тебя, родной. Хорошо.
– Обещаешь?
– Постараюсь, – снова кивает и накрывает мою руку своей, – я буду очень стараться, обещаю.
– Почему ты не на работе? – увожу разговор в другое русло, чтобы отвлечься.
– Вчера взяла отгул на сегодня, хотела убраться, приготовить что-то для тебя, сын, – отвечает буднично, попутно протирая краешком вафельного полотенца щеки от подсохших слез.
– Я помогу, – улыбаюсь, и мама тоже начинает хмыкать, а потом даже смеётся и треплет мне волосы, мягко, с любовью.
Весь день проводим с мамой дома. Бегаю в магазин за продуктами, готовим борщ, она пылесосит, а я мою полы. Очень долго перебираем вещи, которые навалены, то тут, то там. Многое выбрасываем, хотя мама постоянно пытается доказать, что всё нужное и может когда-нибудь пригодиться. Смеюсь с этого и мягко выманиваю вещи, которые давно пора отправить на мусорку.
Открываем настежь все окна, и, наконец, наша квартира становится чистой. Осенний ветер врывается и уносит остатки былой жизни, заменяет на свежий сладковатый воздух, наполняет комнаты кислородом, которого так не хватало последние два года. Замечаю на щеках мамы румянец. Она выглядит моложе и красивее.
Размышляю о будущем, и впервые вижу свет впереди, как будто я снова на крыше, смотрю за горизонт, первые лучи рассветного солнца разрезают мглу, они озаряют мою жизнь, раскрашивают в красный, жёлтый, лиловый, добавляют немного розового и золотистого. Моя Незнакомка хотела освободиться, вырваться из матрицы, и сейчас я чувствую себя так, словно я наконец-то свободен в своём выборе, что все пути передо мной открыты, а матрица не властна над моей судьбой.
Когда мы ужинаем горячим насыщенно красным борщом с кисловатым привкусом, задумываюсь над тем, чтобы рассказать маме про блокнот, но решаю, что сначала дочитаю, а потом расскажу. А когда найду Незнакомку, то представлю её маме. Уверен, она будет рада, ей понравится моя милая подруга, она примет её в нашу семью. Пусть папы больше нет с нами, но мы можем жить дальше. Мы должны жить дальше несмотря ни на что.
Иду в коридор, аккуратно беру зонт, а потом долго и тщательно смываю с него всю грязь. Хочу, чтобы память об отце осталась не запятнана. Пока держу зонт под струёй теплой воды, думаю о нём, вспоминаю все приятные моменты. Как мы гуляли в парке, он покупал мне мороженое, шоколадное в вафельном стаканчике, сажал к себе на шею и крутился, а я заливался смехом. Тогда я и подумать не мог, что он так рано покинет нас, но это случилось. Я винил его, что оставил нас, но сейчас гнева нет, только добрая ностальгия и тихая печаль.