Господа Панар и Левассор открыли первый автомобильный завод. Они изготовляют моторы внутреннего сгорания по модели, представленной немецким инженером Готлибом Демлером. На последних состязаниях автомобилю Панара удалось покрыть расстояние Париж — Марсель в шестьдесят семь часов. Он может развивать скорость до сорока километров в час, — разумеется, при благоприятных обстоятельствах. Газеты называют эти состязания «адскими скачками». Муниципалитеты чрезвычайно обеспокоены. Они выносят грозные постановления: «В городах так называемым „автомобилям“ запрещается передвигаться быстрее, нежели три километра в час». Хорошо еще, что их немного!.. Завод гг. Панара и Левассора — это маленькая мастерская. Никто не купит автомобиля, чтобы разъезжать по делам. А кататься куда спокойней, когда впереди пара рысаков, а не какая-то вонючая машина. Автомобиль хранит суровый героизм юности. Он требует самопожертвования. К нему идут те, что случайно не уехали открывать Северный полюс или искать золото на Аляске.
Мечты о всеобщем благоденствии давно забыты, но в сердцах еще дремлет романтическая тоска. Для фантастов и сумасбродов гг. Панар и Левассор изготовляют громоздкие машины, полные таинственного грохота и содроганий.
Лошади становятся на дыбы, и хохочут фельетонисты; до чего глупая выдумка!.. Впрочем, сегодня автомобиль дождался признания: пренебрегая опасностью, г-н Эмиль Золя сел в фаэтон без лошадей. Фаэтон сводили судороги. Но г-н Золя доехал до Версаля. Председатель «Автомобильного клуба» справедливо назвал г-на Золя «просвещеннейшим современником».
У Золя седые волосы. Но он куда моложе своего века. Астматически задыхаясь, он тщится заглянуть в новое столетие. Его собратья по перу описывали гаремы Константинополя, любовь среди флорентинских древностей или похождения враля Тартарена. Золя занят другим: с жадностью слушает он рев биржи, угрюмый гул забастовавших рудокопов, лязг машин. Поездка из Парижа в Версаль для него не героический пикник: это разведка в двадцатое столетие, — и, усмехаясь, он отвечает председателю клуба:
— Будущее принадлежит автомобилю. Я убежден в этом. Трудно сейчас измерить все значение подобного изобретения. Расстояния уменьшатся, следовательно, автомобиль — новый проводник цивилизации и мира. Наконец, он, безусловно, повысит благополучие.
Филипп Лебон в 1798 году мечтал о всеобщем благоденствии. Его мотор никогда не был построен. Теперь 1898 год. Эмиль Золя проехал из Парижа в Версаль. Эмиль Золя говорит о благополучии. Автомобиль скрежещет и смердит.
Господин Ге не Эмиль Золя. Это не знаменитый писатель и не герой дрейфусаров. Это посредственный адвокат. Он живет в Пуатье, в скучном чопорном Пуатье, где мощи святой Редегонды и шестнадцать богаделен, где все ложатся спать, как куры, — только-только стемнеет, где оперетка это скандал, а г-н Мильеран — анархист. Но г-н Ге передовой человек. Он побывал в Париже, там он увидел фаэтон без лошадей. С тех пор его преследует мечта — купить такую коляску. Автомобиль мчится, как дикий ветер. Правда, г-ну Ге спешить некуда, притом он знает, что на автомобиле далеко не уедешь. Друзья смеются: «Игрушка опасная!..» Но г-н Ге мечтает об автомобиле, как мечтают школьники о героической смерти «Ястребиного Когтя».
Самодвижущаяся коляска стоит дорого. Г-н Ге скопил кое-что про черный день. Он расстается со своими сбережениями Зачем ждать?.. Черный день приходит сразу. Все богаделки из шестнадцати богаделен крестятся и прячутся в чуланы. Мэр издает срочное распоряжение. Друзья г-на Ге пробуют еще урезонить безумца:
— Возле Меген коровы напали на машину, и владелец чуть было не погиб. А в окрестностях Трейля бык кинулся на такой фаэтон, шофер прыгнул в канал… Хорошо еще, что его вытащили…
Господин Ге рассеянно слушает эти причитания. Ничто его уже не может удержать. В пригожий апрельский день он едет со своей женой за город. Автомобиль мчится во весь дух: может быть, тридцать километров в час! Мотор свистит и надрывается. Он нов, этот мотор, новы сверкающие колеса. Стара лишь, как мир, жестокая радость в сердце г-на Ге: он мчится навстречу смерти.
На первом же крутом спуске тормоз лопается, и храбрецы летят под откос. Крестьяне смотрят издали на трупы: они боятся подойти поближе к столь ужасной машине.