— Карандаш? — я порылся в памяти — это такой маленький, с собакой? Как ее…
— Клякса! Такая миленькая, я была на представлении. Только непонятно, почему они с Никулиным расстались.
— В смысле?
— Ну, говорят, что Шуйдин что-то не поделил и подговорил Никулина уйти. Теперь Карандаш отдельно, а они сами по себе.
— Да не, не может быть такого, — обретя почву под ногами, я вовсю пользовался послезнанием. — Просто часто артистам становится тесно в обществе друг друга, и они расходятся, давая своему таланту раскрыться. Вот увидишь, их имена еще будут греметь на всех афишах!
— Ну, вот мы и пришли, — она показала на горящие окна. — Тут я живу.
Ну вот, только стал получаться разговор, как все и закончилось. Я чуть отклонился назад, пытаясь рассмотреть указатель. Улица Брагина. Запомню.
— И не надейся, на чай приглашать не буду, — неверно истолковав мое молчание, вдруг нервно сказала она.
— Хорошо. Я понимаю, что еще рано даже для поцелуя в щечку, не то что для чая, — растянув рот в улыбке, ответил я.
— Ну, раз понимаешь, — она легонько толкнула меня кулачком в грудь. — Тогда иди уже, а то вдруг увидит кто.
Возвращаясь назад, я пытался понять женскую логику. Ведь только что прошли вместе через половину города и ничего. А стоило постоять немного, так сразу озаботилась своим реноме и честью. Или прогулка рядом по местным меркам — это совсем другое?
— Оп-па, болезный. Дядя, есть чо?
Выбравшись из размышлений, я обнаружил стоящего перед мной щуплого шкета. Надо же, не заметил, как дошел практически до самого парка и уперся в гоп-компанию, расположившуюся на скамейке около ограды. В темноте лиц не было видно, но, если считать по вспыхивающим в темноте огонькам папирос, штук пять точно есть. Как же неохота снова в больницу…
— Есть, конечно, — я шагнул к штакетнику и, на ощупь выбрав потолще, с протяжным скрипом гвоздей отодрал планку от ограды. Обидно, что правая в гипсе, но с таким оружием и левой можно хорошенько отделать, главное — не пустить никого за спину.
— Ну что, смертнички, кто желает получить хреновиной по арбузу? — я взмахнул штакетиной вокруг себя. — Кто первый желает на шконку в больницу? Тут недалеко. Обещаю трехразовое питание и гарантированные уколы в задницу.
— Э-э-э, дядя ты чего? — шкет опасливо разорвал дистанцию, косясь на гудящую в воздухе штакетину. — Я ведь не про то…
— Зато я про то, — я шагнул к компании, заставляя их шарахнуться от меня. Так, надо заканчивать, а то непривычная к нагрузкам рука уже начала подавать сигналы.
— Стоямба! — от скамейки отделилась тень, выходя на освещенное луной место. Небольшой рост, заправленные в сапоги штаны… Знакомая рожа.
— Жмых, какого хрена? — я прекратил махать и оперся на оружие. — Что за наезды?
— Электрик, ну, попутали рамсы малехо, думали, лох на нерест идет, — он и не подумал смущаться.
— Да уж, фарт у вас сегодня так себе, я от дамы сердца шкандыбаю, поэтому пустой, — отойдя, я попытался найти место, откуда отодрал планку. Не найдя, я просто прислонил ее к забору, авось не потеряется.
— А то чо? — снова влез шкет.
— А ничо. Ты даже до лепилы не дотянул бы, стал бы я с вами цацкаться, — блефанув, я отвернулся к Жмыху. — Вы тут одни или кодлой бегаете?
— Да так… — протянул он.
— Ну и ладушки, — попытался скрыть дрожание голоса от нахлынувшего дурного адреналина. — Устал я сегодня дико, пойду, пожалуй, до хаты, завтра вставать рано.
— Погоди, ты же в больнице лямку тянешь? — стоило чуть отойти, как он меня догнал. — Лекарств надо достать.
— Уже мимо. Нынче я на почтамте лампочки меняю. Надо?
— Да на кой они мне? Ими даже не подотрешься по нужде…
— Ну, чем владею… А про больничку. Самое большее, что могу сделать, так это по старой памяти шепнуть словечко, чтобы уколы помягче ставили. На этом все. Сам понимать должен, что смотрящим я там не был и мазу не держать не могу…
— Ну вдруг… Если что, цынканешь?
— Не вопрос. Тебя тут искать, если что?
— Ага, или вон, в кафешке чалимся, — он махнул куда-то в сторону реки.
— Ну, тогда бывай, свидимся.
Вот ведь упыри, чуть не испортили такой хороший вечер. Надо будет поспрашивать, где местные Жегловы и Шараповы. Навести бы их на эту компашку, все воздух чище станет…
— Вячеслав Владимирович! Доброго вечера! Ой, то есть ночи! — передо мной в какой-то необычной позе стояла улыбающаяся Евдокия. Замерев на пороге, я закрутил головой. Вот вроде и раньше было не грязно, но теперь видимая чистота вокруг аж глаз резала. Даже полы как-то подозрительно заблестели в свете лампочки. Кстати, кажется, сама она тоже стала поярче…