— Даже в этом случае ты вряд ли бы этого добилась. И знаешь почему? Наш мозг разделен на две части, левое полушарие мыслит словами, а правое — образами и звуками. И если ты пытаешься словами изобразить лицо Эда Харриса, мозговая деятельность перемещается из одного полушария в другое, и левое полушарие подавляет правое. Со мной такое иногда случается, когда я анализирую музыку. Мне необходимо как следует разобраться в партитуре или записи, чтобы сказать судье: по таким-то причинам это мог написать только Бетховен.
— Судье? Ты мне сказал, что ты музыковед. Значит, ты сотрудничаешь с полицией?
— Только в том, что касается расшифровки партитуры.
— Мне очень жаль, но у меня нет ни рукописи, ни записи.
— Софи, если я скажу тебе, что, проанализировав партитуру, мы далеко продвинемся в расследовании убийства, ты все равно ответишь, что у тебя нет того, о чем я прошу?
Софи Лучани задумалась.
— Если подождешь минут пять, я поднимусь к себе в номер и принесу запись в формате mp3, которую я сделала во время генеральной репетиции.
Глава 42
Хесус Мараньон провел инспектора Матеоса в свой кабинет и показал ему сейф «Штокингер» с дисплеем, служившим также и клавиатурой.
— Я храню здесь всякую ерунду, — объяснил миллионер. — Наличные деньги, не очень ценные облигации и бриллиантовое колье жены. Планы по установлению Нового Порядка и захвата власти над миром спрятаны в сейфе в моей ложе, он надежнее.
— Зачем вы показываете мне свой сейф? О каких планах вы говорите? — спросил инспектор Матеос, подхватывая шутку Мараньона.
— Я показываю вам сейф, чтобы вы знали, какие они сегодня. Давно прошли те времена, когда нужно было вращать диск три раза вправо и восемь влево. Сейчас сейфы полностью электронные, снабжены клавиатурой, в них вводится комбинация из восьми цифр: именно столько, сколько было, по словам нашего друга Паниагуа, в нотной записи на голове Томаса.
— Не хотите же вы сказать, что с помощью цифр, зашифрованных в его татуировке, можно открыть ваш сейф?
— Попробуйте сами, — с насмешливой улыбкой ответил Мараньон.
Мараньон вручил ему дистанционный пульт, открывавший замок сейфа, и полицейский, сверившись с записной книжкой, набрал восемь цифр:
4, 7, 2, 0, 1, 3, 2, 0
Ничего не случилось, только на дверце сейфа зажегся красный свет и раздался прерывистый свист. Мараньон, казалось, получил удовольствие от этой сцены.
— Наш маленький друг сообщает, что эти цифры не подходят. Кроме того, он наказывает нас за то, что мы пытались открыть его с помощью неверного шифра, и если через минуту мы не введем требуемую комбинацию, он включит тайную сигнализацию, предупреждающую охранную фирму, с которой у меня заключен контракт.
— Зачем нам охранники? Разве сейф не знает, что здесь уже есть полицейский? — пошутил Матеос.
Инспектор обратил внимание, что Мараньон захватил из библиотеки книгу «Архитектура счастья», которую он листал в ожидании хозяина.
Мараньон открыл книгу примерно на середине, и Матеос увидел, что на странице шариковой ручкой записан ряд цифр.
— Должен признаться, что без подсказки мне не открыть свой собственный сейф. Что, если Томас, как и я, не мог запомнить восемь цифр? Как вы думаете?
После того как на пульте были набраны нужные цифры, сейф перестал свистеть, и, когда дверца засветилась зеленым светом, замок с щелчком открылся.
— Прислушайтесь к моему совету, инспектор: разыщите сейф Томаса и откройте его с помощью ваших восьми цифр.
— Обязательно так и сделаю, сеньор Мараньон. А что вы там говорили о мировом господстве?
— Просто иронизировал над пресловутым жидомасонским заговором. Знаете, инспектор, масоны — а нам с вами нет смысла притворяться, что вы не знаете о моей принадлежности к братству, — бывают злодеями только в кино. Вот и вы, похоже, почему-то уверены, что Томасу перерезали горло моей гильотиной.
— Я этого не говорил. Но я был бы плохим полицейским, если бы не спросил о ней.
— Любой сейчас может сконструировать гильотину, инспектор. Вы этого не знали? Чертежи есть даже в интернете. Ясно, что речь идет лишь о моделях, но достаточно втрое увеличить размеры, чтобы получить такую же гильотину, как те, на которых только за время Французской революции были казнены примерно сорок тысяч человек. Я говорю «только» потому, что, как вам, наверно, известно, во Франции гильотина использовалась вплоть до распоряжения президента Жискара д’Эстена. А запретил ее Франсуа Миттеран.
— Наверное, еще один масон.