— Хорошо, впусти их. Немедленно.
Робишон хотел услышать продолжение того, что начал говорить ему ветеринар, но тот поспешил с ним попрощаться.
— Ну а Беатрис…
— Потом, потом, Франсуа. И помни: ни воды, ни корма, пока я тебе не разрешу.
На этом парень, наездник и доктор покинули конюшню Школы.
— Что именно вам нужно для коня, герр Бетховен, и в какой он сейчас конюшне? — спросил дон Леандро, удобно усадив композитора и мальчика у себя в квартире.
Овдовевший ветеринар был в Школе верховой езды единственным, кто по желанию императора жил в одном из флигелей Хофбурга, чтобы при необходимости немедленно оказать лошади медицинскую помощь. Липицианы были необыкновенными существами, поэтому их дорогостоящее обучение длилось годами, а тщательному уходу, которого они требовали, позавидовало бы большинство горожан. Помещение, принадлежавшее врачу, состояло из пяти комнат: двух спален — его и его единственной дочери, девушки двадцати трех лет, изучавшей композицию в Венской консерватории, кухни, помещения для прислуги и кабинета, в котором дон Леандро принял Бетховена и его юного спутника.
Герхард вытащил из кармана разговорную тетрадь и подал ее дону Леандро.
— Вам придется писать здесь все, что вы хотите спросить у герра Бетховена, потому что он совершенно глух, — пояснил мальчик.
Прочитав вопрос, композитор рассказал своему собеседнику, что конь все еще находится в конюшне в усадьбе его друга фон Брейнинга, километрах в сорока от Вены, и что ему хотелось бы подыскать для него конюшню и уход где-нибудь поближе.
— К тому же я не хочу, чтобы бедное животное страдало от дурного обращения, — пояснил композитор. — Еще и потому, что маленький Герхард мне этого не позволит.
— «Вы собираетесь часто ездить верхом?» — спросил его ветеринар с помощью тетрадки.
— Увы, в моем возрасте меня надолго не хватит, — отвечал композитор с печальной улыбкой.
Дон Леандро выслушал множество жалоб Бетховена на пошатнувшееся здоровье, затем написал в тетрадке: «Вы когда-нибудь слышали о гиппотерапии?»
Бетховен отрицательно покачал головой.
Ветеринар объяснил ему, что гиппотерапия — это новый, революционный метод лечения, основанный на использовании движений лошади для стимуляции мышц и суставов пациента.
— Доктор, мои недуги в основном связаны с пищеварением, — пояснил композитор.
— «Да, но вы только что сказали, что вследствие плохого здоровья ваше состояние духа не всегда благоприятно для творчества».
— Это правда. Бывают дни, когда я так подавлен, что у меня нет сил даже дать небольшой урок гармонии маленькому Герхарду.
А мальчик уже несколько минут как встал со своего стула и теперь без стеснения, как умеют только дети, разглядывал находившиеся в кабинете гравюры и различные предметы, связанные с конным спортом.
— «Гиппотерапия, герр Бетховен, — продолжал ветеринар, — удивительным образом может помочь вам улучшить психическое состояние. Это, в свою очередь, усилит вашу выносливость и сделает вас менее предрасположенным к кишечным катарам».
— Но каким образом? — спросил композитор, у которого после каждой из немногих верховых прогулок, которые он совершил в жизни, всегда болел копчик.
— «Во-первых, нужно научиться сидеть верхом. Здесь, в Школе, мы можем научить этому кого угодно. И как только вы почувствуете себя на коне свободно, то увидите, как улучшится ваше физическое и психическое состояние. Конь, когда бежит рысью, передает всаднику около ста десяти различных движений в минуту; так что нет ни одной мышцы или области тела, от копчика до головы, которые не подвергались бы воздействию. Это улучшает равновесие и подвижность пациента, хотя влияет и на другие сферы — скажем, на общительность и поведение».
Этот странный письменно-словесный диалог был прерван женским голосом, раздавшимся за дверью:
— Папа?
— Входи, дорогая. У меня здесь гость, с которым, я уверен, ты захочешь познакомиться, — сказал дон Леандро, обращаясь к дочери.
— Папа, пожалуйста, выйди на секунду.
Доктор в некотором замешательстве поднялся и виновато посмотрел на Бетховена:
— Извините, это секундное дело.
Выйдя из кабинета, дон Леандро оказался лицом к лицу с разъяренной дочерью.
— Ты сказал Франсуа, что у меня, возможно, оспа?
— Чтобы он оставил тебя в покое, девочка. Ты сама жаловалась мне, что он надоедлив.
— Когда мне понадобится твоя помощь, чтобы прогнать какого-нибудь надоеду, я дам тебе знать. Больше не лги от моего имени. Представь себе, что эта новость дойдет до консерватории и меня отправят в карантин.