Слишком много вопросов. Слишком много.
– Скорее с его штуковиной... – усмехаюсь я горько.
– Только не говори, что он тебя...
В голосе Фолка я различаю нотки жалости. Так и знала.
– Не важно... – отвечаю, потирая левое запястье. Напоминание о Кульпе останется со мной навсегда. – Лучше скажи, откуда ты взялся?
– Не сейчас... – Фолк останавливается, прислушиваясь. – Давай сначала выберемся отсюда...
Что ж в его словах есть резон. Много ли толку будет от рассказа, если нас схватят?
Мы петляем по узким коридорам, словно по лабиринту. Что если мы не найдём выход? Что если за очередным поворотом столкнёмся нос к носу с охраной? Паника въедливым паразитом атакует сознание. Мои силы на исходе – адреналин выветрился и каждый шаг для меня непосильное испытание.
– Подожди... – я приваливаюсь к влажной стене и тяжело дышу. – Не так быстро...
– Некогда прохлаждаться... – Фолк нетерпелив, впрочем, как обычно. – Отдохнёшь на свободе.
Свобода. Пробую некогда любимое слово на вкус, да только оно горчит, словно червивое яблоко.
– У меня нет сил… – жалобно скулю, вытирая слёзы. – Я просто не могу двинуться дальше.
– Послушай… Я знаю, ты истощена. И ты устала. – Фолк берёт меня за руку. – Потерпи, и я обещаю, что скоро ты отдохнёшь и поешь… – он сжимает мою ладонь, успокаивая. – Давай, подыши и… погнали.
И я дышу. Вдох, затем выдох. И так несколько раз.
– Готова?
Я лишь киваю в ответ. Ведь по итогу даже гнилое яблоко лучше, чем ничего.
***
Сквозь решётку пробивается тусклый свет луны. Значит, сейчас ночь. Хотя оно и логично – какой дурак будет сбегать из Кульпы среди бела дня?
Фолк выбивает решётку, несколько раз пнув её ногой, и отставляет к каменной стене.
Выбираюсь из тоннеля и прикрываю глаза. После каменного пола влажная и мягкая земля как будто ласкает ступни, а ледяной холод отступает.
– Давай.
– Постой… – прошу я.
– Что ещё? – Фолк оглядывается, в глазах – нетерпение.
Словно новорождённая, делаю свой первый вдох. Здесь дышится совсем иначе. Свежий воздух царапает горло, но ощущения приятные. В Кульпе было иначе: там ветер шнырял по камере, заползал в щели, рыскал по углам и дышал на меня сырой гнилью. Придётся учиться дышать заново. И жить – тоже.
– Сколько... Сколько времени я провела в тюрьме?
– С того момента, как ты пропала, прошёл год.
Год. А по мне – целая вечность.
Вечность, которую никто уже не вернёт.
***
Наш путь лежит через Пиковый лес. Огромные зазубренные скалы тянутся к небу, будто настоящие деревья, только стволы у них каменные и мёртвые, а листвы нет и в помине. Здесь чувствуешь себя ничтожным маленьким червяком, замахнувшимся на то, что тебе не по плечу. Хотя какие могут быть плечи у беспозвоночного?..
– Я не могу, Фолк. Прости...
Сделав ещё пару шагов, я просто сажусь на землю, не в силах двинуться дальше. Мышцы превратились в камень, в такие же неподъёмные скалы, что окружают нас.
– Если мы не уйдём отсюда до утра, нас поймают... – уговаривает Фолк.
«Да знаю я!» – хочется крикнуть мне, но сил нет даже на шёпот.
Выход забрезжил, словно рассвет на горизонте – неотвратимо и неминуемо. Знаю, что именно должна сказать, но язык не поворачивается попросить Фолка уйти без меня. Ведь вот она свобода – близко-близко, я чувствую её дыхание, но стоит протянуть к ней руку, она ускользает от меня, словно призрак.
– Уходи сам... – всё-таки выдавливаю я.
– Ладно! – соглашается Фолк. Вот так просто. А потом добавляет: – Тогда я тебя понесу...
Он подходит ко мне и, наклонившись, отрывает от земли, словно я ничего не вешу.
– Ты всё равно что пушинка...
Мой слабый протест остаётся незамеченным. От него пахнет до боли знакомо – горькими травами, хвоей и мятой. Вдыхаю родной аромат Либерти. Под мерные удары чужого сердца, кутаясь в чужое тепло, веки сами собой закрываются, и я засыпаю.