История первая о художнике
Кисточку аккуратно в бокал с шампанским. Ворсинки моментально берутся пузырьками.
После - в прямоугольник черной краски.
И длинной линией по её бедру. Снизу-вверх. До третьего ребра.
И снова в краску. Очертить ореолы, не потеряв ни миллиметра.
- Почему я?
Один из самых идиотских вопросов, который может задать женщина.
Хуже только «А ты меня любишь?
- Есть люди обычные. А есть те, кто выращены волками.
- И ты сразу понял?
- О, да… ты пришла, воя на луну.
Его отец был охотником.
И видимо брать сына с собой на оружейные развлечения, казалось отцу блестящей идеей.
Ему было 9, когда передвигаясь межу заснеженными елями, они обнаружили волчонка застрявшего в капкане. Малой совсем. Месяца три отроду. Скулил еле слышно. Но сердце щемило. И глаза голубые.
Ему потом кто-то сказал, что это большая редкость.
Он представил на секунду, как они сейчас его спасут, и он выходит найденыша, отпустит в лес. И будет знать, что где-то там, есть его волк.
А потом отец его застрелил. Без единого слова. Короткий свист.
Когда он её увидел, она подпирала стенку картинной галереи, где выставлялась парочка его работ. И глаза у нее были голубые, как у того волчонка, застрявшего в капкане.
Он захватывает сосок губами, не нарушая черных линий. Языком исследует неровности кожи.
Она не издает ни звука.
Не спугнуть момент. Прожить до дна. Запомнить.
Что бы достать, когда его больше не будет рядом.
- В этом не будет ценности, - смеется, когда она делится, выкуривая очередную последнюю сигарету, у него между ног.
Дым тяжелый. Заполняет пространство. Они трахаются в тумане.
- В отчаянии нет ценности. Как и в разрушении.
- Оооо, детка! Тут я с тобой не соглашусь. Ты перестанешь коллекционировать, когда до тебя дойдет, что ты соткана из разрушений.
Она сверху. Больно держит её за бедра, указательным и большим щипая кожу. Проникая, фокусирует взгляд на краске. Черные линии от сосков, тяжелыми каплями, перемешиваясь с потом, летят вниз по животу, к его лобку, окрашивая его и её светлые волосы.
Когда ощущение становятся острее, он переворачивает ее на живот и после пары движений, заштриховывает случайный рисунок на её ягодицах своей спермой.
Ему хочется лечь на нее сверху и закрыть глаза. Но он не осмеливается нарушить своё творение.
Рука к руке. Они почему-то оказались на полу. Паркет холодный.
После, она натягивает платье на разрисованную кожу.
Он смотрит на нее, чуть приоткрыв веки.
- Такое ощущение, что в тебя плюнул осьминог.
История вторая о хрупкости
Сидит на лавочке. Мёрзнет. Острые коленки плотненько к друг другу прижала.
Беретик красненький на голову натянула, губки под беретик накрасила. И взгляд такой перепугано-рассеянный.
Три шага, и он стоит в упор возле неё.
Смотрит сверху с насмешкою.
- Пошли.
Показательно галантно открывает перед ней двери в старый грязный подъезд, пропускает в лифт и вальяжно опирается на обрисованную стену, пока кабина со скрипом везёт их на 16 этаж.
Вот она, на расстоянии вытянутой руки.
Ох, сколько ж он натерпелся, за школьные годы, от этой девицы.
Омерзительная тошнота подкатывает к горлу. Он смотрит на её смазливую мордашку и резким движением берет её за подбородок. Большой палец прижимается к, вырисованным дешевой косметикой, губам. С натиском скользит по ним и выше, по бархатной щеке, задевая скулу.
Красный рваный след теперь украшает половину её лица.
На зеленой водной поверхности её взгляда отображается ужас. «Ишь ты неженка какая, ничего не сахарная, во мне не растаешь». Ему вдруг резко становится так тепло и ярко на душе, что он заходится искренним радостным смехом.
Двери с противным высоким скрежетом открываются.
Два щелчка ключа в замке - как приговор. Девушку начинает быть мелкая дрожь. Застыла у дверного проёма. Он проталкивает её вперёд и захлопывая дверь, без лишних слов дергает за пояс зелёный плащ. Ткань поддаётся легко и просто. Летит вниз. Берёт за горло, ещё красными, от её помады, пальцами и впивается зубами в оголённую ключицу.
Она пахнет жасмином. От неё всегда пахло этим грёбанным жасмином. И в периоды, когда весной большой широкий куст жасмина цвёл под его окнами, он годами сходил с ума от желания.
Она роняет сумочку. Удар о старый паркет - глухой и кроткий.
- Ты же оставишь брата в покое? Ты же обещаешь? Закроешь его долг? - лепечет она, бесполезно упираясь кулачками в его широкую грудь.