— Ха, душевое! УМРОТ на рот!
— А я вот. батенька, думаю все таки на евразийский положить. Столько, знаете ли. обещают, — ЕвРОТ! Этак то можно жить
— Да и так можно. Всё едино...
— Пошли, дед. Удобный момент: жена на процедуре, он сейчас один.
— А что это: УМРОТ, ЕвРОТ? Я только МРОТ знаю.
— Идем-идем УМРОТ — уменьшенный минимальный, ЕвРОТ — европейский. Вон там, видишь, сидит?
— А... На какую процедуру?
— Поддерживающую. Дофамин. Ну, давай по твоему плану: гуляем мимо.
— Да... Ты... Слушай, ты пока тут... Задержись — я сам.. Сам я...
— Ну, давай. Смелее, дед, он не страшней тебя.
«Из-за того, что вы лжете поверх существующего, в вас возникает жажда того, что должно осуществиться».
— Чего уставился, борода? Еще раз в лоб хочешь?
— Я? Нет, я просто... мимо...
— Погоди, «Зидан», я тебя знаю!.. Серега, ты, что ли, черт старый? Сколько лет!
— То есть... как?..
— Да ты чего, не помнишь меня? Ну, вспоминай: Германия, две тысячи шестой, чемпионат мира — ну?
— Ге... Гена?
— Вспомнил, «Зидан» чертов! А я смотрю — что такое знакомое? Так все и ходишь в таких майках? Ну, молодец! Уважаю постоянство. Ну, как ты, где, что делаешь?
— Здравствуйте, я...
— Внук, что ли, твой?
— Да. вот... Олегом зовут...
— Здоровый лось. У меня-то еще маленький, но головастый — весь в меня! Так ты чего тут, проездом или как? Чего делаешь?
— Да... проездом... Я...
— Чего, внук, за лоб держишься? Голова болит? Побегай, по-приседай, кровь разгони. Мы с твоим дедом тогда хорошо по их штрассам-тассам побегали: всё пиво в Мюнхене выпили! Ему ж тогда кружкой в лоб и заехали, кровищи было! Небось, не рассказывал внуку то, а? Но мы им дали дрозда! Чего, не помнишь — прямо перед финалом.
- У деда с памятью...
— Да если б тебя так приложили, так тоже было бы с памятью! Его ж тогда в амбуланц забрали, а меня — в полицай. Но утром выпустили, а то б и финала не увидел. Тебя то выпустили? Я ж тебя искал, но разве без фамилии найдешь? А там каждую ночь по сто тысяч кружкой в лоб получали... Так ты и финала не помнишь? Как итальянцы их тогда раскатали!
— Это по пенальти-то раскатали?
— Чего по пенальти — по игре! Пенальти на Матерацци судья придумал, а он забил с игры, чисто, классно, и еще мог забить.
— А с Зиданом-то — разве не было?
— Да подумаешь! Ах, сказали ему что-то и за майку схватили! Чего там только не говорят, на поле? И за что только не хватают. Нервный больно был Зидан твой. Вышел играть — играй. Обиделся!.. Да и по игре ничем он особенно не выделялся.
— Ну. это уже тебе память отшибло. С бразильцами он игру сделал.
— Да чего он сделал! Бразильцы просто бегать ленивы. Да, технари, но каждый считает, что он лучше всех и за мячом бегать ему западло. А у тебя с Зиданом просто крыша съехала, я тебе это и тогда говорил.
— Да ты просто футбол не любишь, а может, и не любил никогда.
— Футбол — игра, а в игре надо выигрывать! Вот немцы — никогда ни на кого не обижаются, а бьются и бьют...
— Но это же не игра, а войсковая операция. А итальянский твой - мафиозная разборка... Я не к тому, что наш лучше, у нас это вообще не футбол, а какой то вид полевых работ...
— Ну, не надо! Сейчас матчи судят иностранцы, играют легионеры, смотреть ходят туристы — и нормально. Ну, с нашей спецификой: там динамят «Динамо», тут вырубают «Рубин», но это наша игра: в амбиции, в кость и в дурные деньги...
— А бразильцы — в футбол!.. Жо-то помнишь? Как у него сложилось?
— Ну, Жо кто не помнит. Даже и потом после каждого удачного матча за границей во всех их газетах: «Новые русские Жо!», «11 красных Жо!» А ничего особенного. Танцоры.
— Да ты чего, все забыл, что ли? А Рональдино? А Роберто Карлос? Эго ж была его лебединая...
— Да, и петуха пустил.
— Да что ты вообще понимаешь! От него еще мой отец балдел в девяносто восьмом.
— Ну и мой балдел. А французам и тогда прогадали. Потому что работать надо, а не танцевать, и в кость играть, если надо! А ты - идеалист, романтик ушибленный, вроде моей. Сейчас подойдет - познакомлю. Вот вы с ней найдете общий язык.
— Да я тут, вообще-то...
— Нет, это все очень мило, у меня и отец такой был. но жизнь — не сказка, а игра на выбивание, и побитую фигуру скидывают с доски,
— В шахматы играешь?
— Нет. Отец учил, но мне не понравилось.
— А... ты тогда рассказывал, что отец куда-то исчез. Ты так ничего и не узнал?
— Ничего, слухи только. Всплыло одно имя: Йан Сунай, но раскопать не удалось.