Родители ругались, когда он пытался разбирать Музыку
— Ну что ты как дурачок, малыш. — ласково, но укоризненно говорила мама. Свен выскальзывал из-под назойливой ладони, гладящей его макушку. — Ведь можно просто сидеть смирно и слушать, да?
Свен угрюмо кивал. Испуганный тем, что его вообще могут лишить новой Музыки из черных пластинок, со временем он научился сидеть смирно. Правда, руки тянулись сами собой — разобрать тонкие серебристые нити; понять волшебство их соединений. переплетений, изгибов, мерцающих оттенков, иногда, в правильном сочетании, вспыхивающих ослепительно белым пламенем. Почти таким, как нужно. Почти...
Постепенно Свен научился сдерживаться. Судорожно вцеплялся своенравными пальцами в сиденье стула или табуретки — заставлял себя сидеть смирно. Иногда хмуро косился на умильно улыбающихся бабушку и маму. Слушал, запоминал. Чтобы потом, в своей комнате или в дальнем уголке парка, снова развернуть серебристое кружево запомненной Музыки. Разобрать осторожно — ниточку за ниточкой; распутать мерцающие прозрачным лунным светом узелки. А потом сплести заново — так, чтобы свет вспыхнул ярче солнца в полдень. И смотреть — задыхаясь, выжигая глаза; растворяясь, истаивая без остатка комочком свечного воска, — чтобы возникнуть заново прекрасной огненной птицей, крылатым невесомым существом из белого пламени и Музыки.
Существом, сейчас наглухо и безжалостно запертым внутри неуклюжего тела мальчика Свена.
Это было бы так просто. Недоставало пустяка.
Сотни ярдов волшебного огненного кружева, сплетенною именно так, как нужно, хранились у Свена в памяти Как алый шелк того самого, единственно верного оттенка — в лавке торговца тканями. Теперь нужно было только сшить паруса и набросить их на дрожащие в нетерпении мачты. Сшить паруса и наполнить их ветром — чтобы они смогли полететь. Сшить паруса и наполнить огонь Музыкой — чтобы он смог зазвучать.
Недоставало пустяка — узнать, откуда берется Музыка.
Сперва Свен потихоньку тщательно изучил черные пластинки, из которых получалась Музыка Три из них были безжалостно раскрошены в труху в процессе экспериментов. Тайна спряталась надежно. Пришлось прибегнуть к помощи взрослых.
— Вот здесь не так... и вот здесь. — Свен взмок и покраснел, пытаясь объяснить правильно. Как нужно изменить Музыку, спрятанную внутри лаково сияющей черноты. Бабушка сначала только недоуменно хмурилась. Потом поняла.
— Нельзя менять, милый. Эта музыка уже записана. Видишь? — бабушкин коричневый палец скользнул по круговой царапине, коверкающей безупречность черноты.
Свен с отчаянием посмотрел на указанные бабушкой линии. В самом деле, каждый раз, когда именно эта пластинка ложилась на диск проигрывателя, Музыка всегда получалась одна и та же. Получалось, что изменить Музыку внутри черных кругов невозможно.
— Откуда записана?
— Ну... — бабушка задумалась, разглядывая пластинку. — вот эта — с концерта.
— Мне нужно на концерт, — нахмурившись, заявил Свен.
Обещанною родителями похода на концерт Свен ждал с не терпением. По вечерам долго не мог уснуть. Лежал в темноте, широко раскрыв глаза. Черные стены, мешавшие двигаться и дышать, теперь будто сдвинулись еще теснее. Но и огненная нить, обозначавшая путь к свободе, мерцала ярче. Скорее, скорее - торопил Свен. Скорее бы день, потом — следующий, потом - концерт. Скорее понять, как получается Музыка. Скорее. Пока еще он может дышать, пока чернота не раздавила его; пока еще горят волшебные нити, обозначая дверь.
Они прошли по проходу под гром аплодисментов, шелестя черными мантиями, будто сложенными крыльями.
— Вот это музыканты, малыш, — шепнула мама в самое ухо, обжигая кожу горячим дыханием.
Сначала ему было страшно. Слишком много народа, слишком шумно. Слишком много дыханий, голосов, шагов, движений. Хотелось плотно зажать уши и остаться в тишине. После маминых слов Свен позабыл о страхе. Вокруг галдели и грохотали так же громко, но это было уже не важно. Замерев, Свен напряженно следил за людьми в мантиях. Музыканты. Те, кто делают Музыку. Сейчас он узнает, как это. Сейчас...