— Черт! Как же ты не видишь, сколько выгоды сразу на тебя свалилось! Вот если бы мне...
Я воздел горе сжатые кулаки и с видом оперного злодея навис над макетом:
— Ну ка, кто нам здесь не нравится? А подать сюда молоток!
— А дальше? Бери же, бери молоток! Чего ты встал? Бери скорее!
Я вернул руки в карманы. Он был прав: всадником Апокалипсиса ни один из нас себя не видел. Мы снова сели на ящики и замолчали. А вечером разродились первой идеей. Я встал у макета и склонился над нашим серым прямоугольным домом. Находившаяся неподалеку импровизированная свалка разрослась настолько, что уже грозила захлестнуть двор. Она даже иногда подтопляла его — как море во время прилива: старые газовые плиты и холодильники «Бирюса» время от времени обнаруживались почти рядом с детской площадкой. То ли шустрые ребятишки затаскивали их туда для своих проделок, то ли кому-то из жильцов не хватало сил и совести донести отправленные в отставку вещи до последнего пристанища. Хоть квартир с видом на свалку в доме не было, — смотревшая в ее сторону боковая стена не имела окон, — прогулка до автобусной обстановки мимо залежей хлама никого не заряжала оптимизмом. Свалке было уже почти три года, но те, кому положено в таких случаях чесаться, судя по всему, не ощущали ни малейшего зуда.
— Вот, — торжественно произнес я. — Чем тебе не плацдарм для благих начинаний?
Мишка резко вскинул голову и уставился на меня. Так бульдог, разглядывая пришедших в дом гостей, вдруг останавливает свои выпученные глаза на ком-то одном и, не отрываясь смотрит на человека, смущая его и читая его мысли. Мишкино лицо начало просветляться.
— А ведь и правда можем устроить эксперимент! Давай попробуем. Вдруг получится сделать народу счастье.
— У тебя же от той стоянки разобранной еще должен был «асфальт» остаться.
— «Асфальт»? А зачем «асфальт»? — Мишка открыл один из стоявших у стены ящиков и вынул оттуда огромный кусок зеленого ворса. — Мы газон постелим. Дай сюда вон те ножницы.
Нет, он все-таки был гений! Через каких-нибудь пару часов пустырь за нашими домами зеленел сочной и ровно стриженной травкой, по которой змеилась аккуратная тропинка. Все выглядело безупречно. На макете, разумеется. Что должно было случиться в городе, мы предугадать не могли. Можно было только надеяться. Я принес Мишке из магазина кое-какой еды, а вечером распрощался — мол, дела дома заждались. Мишка в ответ только кивал и ухмылялся: только отпетый кретин не догадался бы, что я прямиком ломанусь на свалку.
А свалка была все там же и все такой же. В лунном свете гноящаяся язва квартала смотрелась не так омерзительно, но я все равно предпочитал держаться от нее на расстоянии. Все мерещилось,что из-за полусорванных дверок изувеченных шкафов, из духовок отслуживших свой век плит, даже из простых мешков с мусором за мной кто-то наблюдает. Полночи бродил я по дорожке к автобусной остановке и обратно. Когда из домов перестали слышаться музыка, смех и истеричные вопли телевизионных шоумэнов, я осознал, что ждать дальше резона нет. То ли мы с Мишкой были маловерами, то ли город наш погряз во грехах, то ли макет просто не умел работать на созидание. Мне вновь стало казаться, что вся наша история — и с гаражными боксами, и с голубятней, и с дряхлым домиком на окраине — была цепью совпадений, пусть и не совсем обыкновенных...
Постой-ка, а с чего это вдруг «наша» история? Ты что — видел, как он ломает эти гаражи или этот злосчастный дом? Кто сказал, что он их вообще ломал? Я остановился. А ну как меня просто разыгрывают?!! Он мог прознать о том, что голубятню, снесут, и решил надо мной покуражиться. Тогда, на факультете он выглядел кретином, ну а теперь я — кретин, а он посмеивается. И хорошо, коли посмеивается один. Я представил, как надо мною потешается вся наша честная компания, и почувствовал, что к лицу приливает кровь. Кстати, и дядя Петя что-то не выглядит безутешным. Птиц в вольер на даче пристроил и в ус не дует. Ведь наверняка знал, что уберут его сарай! Нахлынувшее откуда-то снизу, из-под подошв, озлобление даже заставило меня припрыгнуть. Ведь когда-то мы с Мишкой были сообщающимися сосудами. Один пил — другой пьянел, один вспоминал — другой тут же терял память... А теперь он мстит мне за то, что я хочу жить другой жизнью.
Внезапно из-за угла дома с лаем вынеслась крохотная собачонка, мистическою силою вытащив за собой на поводке огромного детину. Даже не взглянув в мою сторону, он неспешно прошествовал дальше. Я вздрогнул и вдруг необычайно остро ощутил свою неуместность на этой дорожке. Точно из-за дома, лая и рыча, выскочила вся нелепость моего положения. Один ночью торчу на кладбище старого хлама, дожидаясь его чудесного преображения. Я резко развернулся и помчался к подъезду, держа в уме два взаимоисключающих намерения. Первое — с утра принять насмешливый вид и притвориться, что на самом деле ни во что не поверил и ни на какую свалку не наведывался. Второе - дать Мишке в морду.