Толпы начинали стекаться к гаражам еще до рассвета. Здесь теперь сидел новый мэр — любимый и почитаемый. Князь, к которому шли на поклон со слезой и надеждой. А я — слышите, я! — был его секретарем. Даже в мире чистых теорий и абсолютной гипотетики не существовало просьбы, которую Мишка не мог выполнить. Он переносил магазины поближе к домам и расширял жилплощадь пенсионерам, перекрывал крыши и выделял машиноместо, сажал сады и возводил в них частные коттеджи. Макет разнесло до такой степени, что на чердаке не осталось места для жилья. И мы, перенеся боксы, прилепили к гаражу двухэтажный дом, в котором могли и жить, и принимать просителей. Мишка спал на втором этаже, я — на первом. В восторге были все. Кроме одного человека.
Я не видел, как он приехал. Тем утром я заспался, а когда наконец встал, Мишки в доме уже не было. Не отыскав его и в гараже, я вышел во двор — в наш новый двор, обнесенный высоким деревянным забором и свободный от машин, боксов, луж машинного масла и древних запчастей безвестного назначения. Даже свежий снег на этом дворе казался плодом Мишкиных замыслов. Следы на нем вели к приоткрытой калитке. Еще не дойдя до нее, я расслышал из-за забора разговор на повышенных тонах. Из громкоголосой сумятицы мой слух успел вырвать только одну фрезу.
— Ты, что, сопляк, правда решил, что я боюсь?
Затем хлопнула автомобильная дверца и послышался звук отъезжающей «Волги» — уж его то ни с чем не спутаешь! Когда я выбежал за ворота, там стоял только Мишка. Машина мэра уже заворачивала за угол. На мой вопросительный взгляд Мишки ответствовал широким, от плеча, махом шашки руки.
— Не обращай внимания Фигня
— А он что..
— Фигня! Фигня, я говорю. Все. Забудь!
Каждый новый день добавлял в его голос повелительной стали, но ссориться с ним сейчас было бы пагубнейшим из сумасшествий. Я промолчал. Хотя забыть этот нервный, с пробуксовкой старт мэрской «Волги» было сложно. Тем более что уже вечером нас заставили его вспомнить. Вместе с сумерками во двор нагрянули три другие черные машины — две «БМВ» и «Мерседес». Как горох из рваных пакетов, из авто повысыпались стриженые качки. Я еще не успел сосчитать их, когда они уже скрутили Мишку и, запихнув в одну из «БМВ». укатили.
Надо было срочно что-то предпринимать Первое, что пришло в голову, — броситься по соседям. Почти все из них были обязаны Мишке - кто чуть-чуть, а кто и по гроб жизни. За час удалось собрать внушительную толпу, но она была способна лишь на активное негодование. Самые зрелые сбились в отдельный кружок и стали прикидывать, у кого могут быть знакомые «из этих». Пока они гадали, к воротам снова подкатило авто, из которого вылез Мишка — живой, невредимый и даже в приподнятом настроении.
— Все нормально. Ничего не случилось! — громогласно объявил он соседям. А затем, придвинувшись ко мне боком и не поворачивая лица, шепнул:
— Я договорился. Этот хмырь — больше никто.
И он заперся на чердаке на трое суток. А когда вышел из добровольного заточения, у южной окраины города, прямо за рекой, красовался стадион на 20 тысяч мест. Братва была не просто довольна. Она впала в экстаз. Подарив Мишке -«калаш» с гравировкой и отрядив к нам на двор своего человека, который отныне не только стерег наш покой, но и взвалил на свои дюжие плечи почти все хозяйство. О прежнем мэре больше никто и слыхом не слыхивал, а новым вскоре стал Мишка. Его избрали официально — почти стопроцентным большинством. Переезжать в мэрию, а уж тем более перевозить туда макет ему не хотелось, поэтому ее здание перетащили к нашему двору. Сидел в нем только я — как вице-мэр и личный секретарь. Мишка все так же предпочитал чердак. Во дворе он рассадил настоящую дубовую аллею. Дубы были столетними от рождения. Наш общий дом, в котором теперь наслаждались жизнью все родственники до седьмого колена, окаменел, отрастив портик с колоннами и разинув высоченные — в два этажа — окна. За их стеклами блистали гостиные в лучших традициях американского рабовладельческого юга.