С тех пор как принца лишили императорского титула и сослали на дальний север, прошло уже тринадцать лет. Киллиан Аксиас никогда не появлялся на светских раутах, но его имя не сходило с уст знати. А среди простого народа множились и преувеличивались всевозможные слухи, рисовавшие его настолько жестоким и свирепым, что он казался почти что чудовищем. Одни считали, что эрцгерцог сошел с ума, другие говорили, что он одержим демонами или проклят. Кто-то даже поговаривал, что эрцгерцог коллекционирует трупы людей и ест человеческое мясо. Не было таких, кто не слышал бы о леденящих душу, окутанных кровавыми историями слухах, что следуют за ним по пятам.
Аксиас не спеша продвигался сквозь толпу. Люди, стоявшие на его пути, с побелевшими лицами отступали назад, открывая ему проход. Они опускали головы, опасаясь встретиться с ним взглядом. К тому времени, как владыка севера добрался до Фредерика, вся похоронная процессия уже остановилась.
– Давно не виделись, ваше высочество.
– Да, Фредерик, давно. Или теперь мне звать вас графом Севитас? Хоть бы весточку заранее отправил. Будь так, я бы не был так груб, явившись требовать долг в это тяжкое и горестное для вас время.
Киллиан сдержанно улыбнулся, сидя на коне с непоколебимым достоинством. Фредерик ответил на это улыбкой:
– Ну что вы, ваше высочество, какая может быть грубость? Поверьте, я так не думаю. Напротив, это моя ошибка! Поскольку отец скончался от чумы, мы хотели похоронить его тихо, без гостей.
– Вот оно как. – Мужчина горько усмехнулся. – Я уж было подумал, что вы скрыли это от меня, чтобы я не приезжал.
От прямых и откровенных слов эрцгерцога лица окружающих застыли. Киллиан не владел искусством светских бесед, так как не вращался в высших кругах и не имел связей со знатью. Фредерик подумал, что если сейчас выскочит вперед и опровергнет слова лорда, то только насмешит его, и потому он просто опустил голову.
– Приношу свои извинения…
И Фредерик не ошибся. Киллиан лишь хмыкнул, равнодушно перевел взгляд на гроб и пробормотал себе под нос:
– Мне кажется, слова «дать в долг легко, а получить обратно трудно» как никогда верны. Каждый раз граф придумывал все новые отговорки. Теперь он в гробу и оттуда его уже не достать.
Завершив свою краткую циничную реплику, мужчина спрыгнул с коня.
– Ну, раз уж я тут, то обязан выказать должное уважение. Примите мои глубочайшие соболезнования в связи с утратой вашего отца.
Киллиан снял шляпу, нацепил ее на голову своего вороного коня и, передав поводья рыцарю, как ни в чем не бывало присоединился к похоронной процессии. Поведение эрцгерцога и его смелая уверенная речь напрочь опровергали слухи о его безумии. Собравшиеся в недоумении поднимали головы, с любопытством поглядывая на него. Некоторые обменивались взглядами, перешептываясь между собой.
– Это правда он? Этот человек – эрцгерцог Аксиаский?
– Он не похож на того, кто ест человеческое мясо…
Народ уставился на присоединившегося к ним лорда, забывая склонять головы в приветствии. Ослепленные его внешностью, они отбросили страхи и откровенно рассматривали мужчину, о хищной красоте которого ранее никто не слыхал.
Несмотря на то что эрцгерцог назвал Касария Севитаса своим другом, внешне он был скорее ровесником его старшего сына Фредерика. Этот красивый, с виду холодный мужчина обладал бросающей в дрожь аурой. Леденящий взгляд кроваво-красных глаз будоражил своей жесткостью, но не был охвачен безумием. По крайней мере, его нынешнее поведение сложно было принять за действия сумасшедшего. Не говоря уже о том, что образ неистового убийцы ему совсем не подходил.
От длительного путешествия верхом роба Киллиана стала пепельно-серой. В ней он выглядел чужим среди скорбящих, облаченных в черные траурные одежды. Но его привлекательная наружность не позволяла никому даже заподозрить его в неуважении. Казалось невозможным, что этот молодой человек когда-то отрубил своим братьям головы, беспощадно расправился с разбойниками и жуткими демоническими существами или освоил суровые непригодные для жизни земли. Темные волосы, обрамляющие утонченное лицо, придавали ему облик холодного и благородного аристократа и украшали его лучше любого официального одеяния. Ему одинаково шли и угольно-черные волосы, и смоляной конь.