— За себя говори, — фыркнул Джереми. — Я бы такую не упустил, если б раньше встретил. А за принца не она вышла, а Одри Хепберн. Кстати, о женщинах. На встречу Миллениума к нам приезжает старая подруга Дженни из Бирмингема. Вдова.
— Нет, нет и еще раз нет,—решительно сказал Уиллик и грозно вгрызся зубами в свой бифштекс из синтезированного белка.
На встречу Нового года он никуда не собирался, лелея надежду спокойно порыться в Глобалнете на предмет упоминаний «Альманахов старого Мура». Иногда мировая информационная сеть преподносила приятные сюрпризы.
Но отвертеться от приглашения не удалось: Джереми настаивал, Дженни уговаривала, а юный Робби, рассчитывающий на подарок, ныл. Сопротивляться этому трио было решительно невозможно, поэтому накануне встречи Миллениума Уиллик лег спать в крайнем раздражении. Вместо приятного одинокого досуга его ждал ужин в компании неизвестной старой подруги (наверняка с усами и толстой), опасные проказы юного Робби и чреватая неприятными происшествиями прогулка по Лондону, забитому толпами нетрезвых и буйных горожан.
— Культ Черного козла, между прочим, обещает ритуальные жертвоприношения, — мрачно сообщил Криспин Уиллик самому себе и сердито уснул.
И снился ему сон.
Во сне Криспин шел по парку недалеко от дома, направляясь к своей любимой скамейке, как вдруг увидел, что место занято. Ночь накрыла город тяжелым, непроницаемым плащом, и лишь выстроившиеся в причудливом порядке звезды неспокойно сновали по чернильному небу. Темнота поглотила парк, но человек, сидевший на скамейке, казался ярко освещенным. Приглядевшись, Криспин понял, что свет исходит от самого человека — белый, густой, почти физически ощутимый.
Он сидел неподвижно, и в воздухе перед ним парили книги — древние, в любой миг готовые рассыпаться мелкой бумажной пылью.
Криспин остановился, не решаясь шевельнуться. Белый человек пугал и притягивал. Затем Криспин стал завороженно разглядывать книги: лица их потертых обложек были обезображены старинными сургучными печатями, на каждой из которых виднелся таинственный символ.
Внезапно он ощутил движение звезд и поднял глаза к небу, где танцевали наливавшиеся беспокойной тяжестью светила — белое, кроваво-красное, зеленое...
Звезды, казалось, были привязаны к небу за ненадежные тонкие ниточки. «Что будет, если они оборвутся?» — тревожно подумал Уиллик и в страхе опустил голову.
Внезапно книги, парящие перед человеком, задергались, будто ожили, внутри них вспыхнул огонь, печати треснули, оплавились, жар дохнул Криспину в лицо, он вздрогнул, охнул и...
Дрожа, проснулся, напуганный сильнее, чем когда-либо в жизни.
Потный, с колотящимся о барабанные перепонки сердцем, Уиллик сел в кровати, опираясь на подушки. В голове был неприятный туман, словно все еще подпитываемый огненным жаром из сновидения. Но Криспин был человеком флегматичным, здравомыслящим и совершенно не склонным к верам в мистификации. Пророчества, ясновиденье и прочая ерунда вызывали у него презрение. Поэтому он встал, направился в ванную, умылся холодной водой и попил из крана. Оглушающе отвратительный вкус водопроводной воды, отдающей сразу всеми химикалиями на свете, окончательно разбудил его и вернул к реальной жизни.
— Чушь, — строго сказал Уиллик своему отражению в зеркале. — Чушь и бред. Проклятый Миллениум со своей глупой.суетой. Вот так-то вот.
Утром Криспин Уиллик почти не помнил своего кошмарного сна.
День он провел в свое удовольствие — рылся в Глобалнете и пересматривал «Как украсть миллион» с Одри Хепберн.
— Пожалуй, Джереми прав, — решил он после просмотра. — Это она вышла за принца. Кто же еще мог?
В знак протеста против Джереми он выпил пива, лениво задаваясь вопросом, действительно ли англичанин образца 1899 года мог носить джинсы, как то утверждали историки моды в прочитанной им недавно статье.
Вечером при полном параде и с пакетом подарков для семейства Левин он направился в гости.
Город сходил с ума. Музыка, вопли, убийственный шум транспорта, петарды, салюты, песнопения и жизнерадостный смех, изредка перемежаемый звуками криминальных разборок.
Криспин мученически скривился. Он не желал никуда идти, а желал остаться дома и смотреть кино, сидя в халате, запачканном соусом от пиццы «маринаре».
Идти, однако, было надо. Поскольку такси в ночь встречи Миллениума стоило колоссальных денег, а все воздушные трассы были переполнены, Криспин решил прогуляться пешком, благо дом Джерри располагался в паре соседних кварталов.
Он направился в парк, отчего-то тихий и безлюдный.