На любимой скамейке Криспина сидел светящийся белый человек, перед которым парила в воздухе толстая книга.
Сердце Криспина упало и провалилось куда-то вниз, к ногам, которые какой-то злой шутник набил ватой. Пакет с подарками упал из стремительно увлажнившихся рук, театрально грохнув о землю.
Человек медленно обернулся к Уиллику и приветливо махнул рукой.
— С новым тысячелетием! — сказал белый незнакомец.
Криспин сделал глубокий вдох и немного успокоился. Картина прояснилась: на скамейке восседало вовсе не таинственное белое явление из мира пугающих чудес, а обычный человек с не старым еще лицом, обрамленным длинными грязно-седыми волосами. На нем был белый халат врача или больного. Книгу — не древнюю бумажную, а обычную пластиковую — он держал на вытянутых руках перед самым носом.
— Где вы пропадали? — строго спросил человек и опустил книгу на колени. — Я вас заждался.
— Меня? — удивился Криспин Уиллик. — Ноя вас не знаю.
— Я вас тоже, — сообщил человек. — Дайте сигаретку.
Недоумевающий Уиллик поднял свой пакет, подошел к скамейке, поставил пакет, долго рылся в карманах трясущимися руками, залез в пакет, вылез из пакета, отыскал пачку в кармане пальто, достал сигарету, зажег ее с третьей попытки и закурил.
— А мне? — обиженно спросил белый незнакомец.
Криспин извинился и протянул сигарету. Незнакомец затянулся и некоторое время курил с наслаждением, не глядя на Уиллика.
— В больнице, — сказал незнакомец, — мне не разрешают курить.
— Вы больны?
— О, да, — равнодушно сказал он. — Меня содержат в больнице святого Кевина Митника. Дурдом, — пояснил он, но Криспин Уиллик и так знал, что это за место.
Беспокойство вновь усилилось. Перед ним сидел пациент психиатрической лечебницы, возможно, опасный маньяк, сбежавший из-под надзора.
— Как же вас выпустили? — осторожно спросил Криспин.
— Моя семья очень богата, поэтому раз в год они дают администрации крупную взятку, и меня выпускают. Обычно это делается в мой день рождения, но в этом году, — он таинственно понизил голос, — Миллениум. Вы понимаете?
— Ну, э... — промямлил Криспин.
Он не знал, что говорить.
— Через пятьдесят лет сумасшедших будут убивать, — грустно сказал незнакомец. — В комиссии по установлению вменяемости будут сидеть бесы. Правда, никаких рогов вы не увидите.
— Знаете, я, пожалуй, пойду, — неуверенно сказал Уиллик.
— Постойте, как это! — возмутился человек. — Я же должен поговорить с вами!
— О чем? Вы же сами сказали, что мы не знакомы.
— О звездах, о книгах, — человек сделал неопределенный жест рукой. — Вы ведь знаете.
Криспин опустил глаза. Книга, которую читал незнакомец, оказалась детской Библией в картинках. На обложке красовался Иисус — чернокожая полная дама с властным выражением красивого лица. «Издание Церкви феминисток», — отрешенно подумал Уиллик.
— Ну, с Новым годом, — он схватился за пакет, как за тесемку спасательного жилета, и аккуратно отступил назад.
— Сегодня ночью вам снился сон. Про светящегося человека, танцующие звезды и горящие книги, — торопливо заговорил незнакомец. — Мне дали знак, сказали, чтобы я поговорил с вами, предупредил...
— Откуда, откуда вы знаете?! — задохнулся Уиллик.
Незнакомец нетерпеливо махнул рукой.
— Это не важно! Важно другое. Понимаете, вы должны понять, что скоро все изменится! И вы, именно вы, а никто другой должен будет вести людей, — от возбуждения он заговорил, сбиваясь, вскочил с места, Библия упала на землю чернокожей дамой-Иисусом вниз. — Вы поймете раньше других!
Он стоял с совершенно безумным видом, махал руками, как нелепая птица, и что-то говорил, говорил, но Уиллик не слышал и не понимал, о чем же тот пытается ему толковать.
Страшно хотелось выпить, тяжелый пакет оттягивал руки, но снова ставить его на скамейку Уиллик не хотел. Пакет вдруг сделался необыкновенно важен. Как связь с нормальным миром, в котором не было психопатических незнакомцев и пылающих книг.
— Стойте, стойте! — наконец воскликнул Криспин. — Я не знаю, откуда вам известно про мой сон, но я абсолютно не понимаю, о чем вы тут болтаете! Думаю, будет лучше связаться с вашей семьей или с больницей, чтобы они забрали вас назад. По-моему, вы совершенно не в себе.
Его слова, кажется, отрезвили безумца. Он прекратил таращиться на Уиллика, отступил, оправил свой белый халат и уселся на скамейку, заложив ногу за ногу.
— Дайте еще сигарету, — сказал он.
Его голос был совершенно спокоен.