К уличным девкам два раза в месяц... Мари зубами скрипела от злости, получая свои директивы в Женский квартал».
— Кроме того, вы допустили злостный перерасход и несоблюдение принципа пропорциональности выбора товаров по пункту 32, то есть «книги».
«Ну да. Скупал старые книги как бешеный. Продавцы в магазинах все время пытались сунуть эту новомодную блокбастерную дрянь... Хлам. Глянцевый пипифакс».
— Кроме того, четыре месяца назад, без разрешения Комитета демографии, оплодотворив вашу супругу, Мари Камински, вы нарушили пункт 42 Семейного кодекса и пункт 11 Статистического катехизиса. Спонтанный, не разрешенный демографическим комитетом акт зачатия также является тяжелейшим преступлением с точки зрения нашего законодательства.
«Спонтанный акт зачатия... Словотворы. Спонтанный акт. Мы были счастливы, мы были высоко... неужели убьют дитя?»
— Демографический комитет, проанализировав гендерный состав населения, после ультразвуковых исследований плода гуманно разрешает вашей супруге, Мари Камински, оставить ребенка. По совместному решению Демографического комитета и Комитета по занятости, вашей будущей дочери путем изменения ДНК будут приписаны следующие болезни: астигматизм, незначительные нарушения работы печени и желчного пузыря, аллергические реакции 2-й степени, а с 50 лет — ишемическая болезнь сердца.
«Еще не так плохо. Соседскому ребенку приписали эпилепсию и “синий синдром” с 25 летнего возраста. А это смерть. Сейчас ему пять, и родители жадно хватают каждую секунду общения с ним. Или Кестлер из пятого цеха — у его пацана аллергия на солнечный свет. Ученые-медики в радости, потрошат мальчонку кто во что горазд. Медуниверситет выплевывает полторы тысячи студентов в год, им надо обеспечить работу... вот нас и начинают калечить еще в утробе матери».
— Что же касается вас, Джон Герберт Камински, 32 лет... Мерой наказания суд постановляет манекенизацию 1-й степени. Вы должны быть счастливы тем, что и после смерти будете приносить свой вклад в поддержание равновесия в нашем обществе.
«1-й степени. Прекрасно. Мне вынут внутренности, выцедят всю жидкость, зальют все внутри силикоидным раствором и поставят в витринах — рекламировать шмотье. И после смерти я буду служить обществу. Распределенному потреблению. Эпохе спокойствия и стабильности. Хорошо хоть не вторая степень... при второй степени эти колдуны оставили бы мне работающий мозг и отличное зрение. Навсегда».
— Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и вступает в силу сразу после оглашения. Джон Герберт Камински, желаете ли вы отпущения грехов?
— Нет, — спокойно произнес осужденный.
Судья оторопел.
— Вы уверены? Облегчите вашу душу, прежде чем предстать перед ликом...
— Мне нечего сказать вашему Богу. Мой Бог — творец, а не бухгалтер.
Судья повернулся к охране:
— Увести осужденного Камински в лабораторию.
Девочка в радужном платье вдруг резко остановилась перед витриной.
— Мама, мама, а этот дядя живой?
Женщина присела рядом, мельком взглянула на завитринье и поправила девочке шляпку.
— Что ты, доченька. Это манекен. Это такая кукла, на которую одежду надевают.
— А мне кажется, он живой, — смешно насупила брови девчушка.
— Анна, это кукла, она неживая. Помнишь, у тебя дома куклы есть? Это такая же, но большая.
— А мои куклы говорят!
— А эта даже говорить не умеет. Это кукла, деточка. Просто кукла.
— А почему она похожа на фотографию в шкафу?
Женщина подняла лицо, всмотрелась в спокойные черты манекена. Память резанула ее сердце горячим, живот — холодным. Резь пришла в глаза.
— Пойдем, доча, нам еще к врачу попасть надо.
— Ну почему похожа-то? Мама, скажи!
— Совпадение, — проговорила, сдавливая рвущийся наружу вопль, женщина, отвернувшись от девочки, — пойдем, доченька.
—Это как? Эго неспециально? Случайненько?—пропищала девчушка, на ходу оборачиваясь и бросая последний взгляд на витрину.
— Да, случайненько, — слезы брызнули из карих глаз, вдруг постаревших на миллион лет, — случайненько, детка....
БОРИС РУДЕНКО
Главное — дружба!