Вода скручивается воронкой, исчезая в трубе. Ты провожаешь её взглядом и поднимаешь глаза. Из стекла, которое только кажется серебряным, на тебя смотрят два удивлённых глаза. На всём остальном, отраженном в стекле, взгляд не концентрируется, а соскальзывает в две глубокие воронки глаз, которые сегодня решили быть карими. Обратная дорога за стойку кажется мигом, и ты даже не замечаешь смены декораций. Жёсткое сиденье стула, холодная щека стакана, шершавая талия сигареты...
Этот подъём тебе дался нелегко. Ты сидишь на верхней, двести первой ступеньке и, прислонившись к прохладному камню стены, жадно глотаешь воздух. Иначе и нельзя забраться на верхушку тёмной башни. Только если отдашь все силы и всего себя, твоё желание победить борьбу с этими ступеньками может сбыться. Наконец, отдышавшись, ты встаёшь. Подходишь к единственной двери. Некоторое время рассматриваешь её. Да, ничего не изменилось, всё та же зелёная дверь в белой стене. То тут, то там, на стене видны морщинки трещинок. На двери в двух местах отлетели кусочки краски. Почерневшая, казалось бы — от времени, дверная ручка. На самом деле это ты её натёр своими руками во время своих предыдущих посещений. Выкинув из головы все мысли, ты открываешь дверь...
(На этом месте я задумался: «А стоит ли продолжать, зачем какой-то определённый финал?» Но другая моя часть подзуживала: «Но ведь совсем немного осталось. Давай допишем. Авось кто-нибудь да дочитает...:)»)
Ты ощущаешь какой-то дискомфорт. Долгие секунды ты пытаешься определить раздражитель и наконец выбрасываешь дотлевшую до фильтра сигарету в пепельницу. Некоторое время держишь обожжённые пальцы на мочке уха и, лишь когда боль успокаивается, позволяешь себе посмотреть на покрасневшую от ожога кожу. Взгляд соскальзывает по пальцам на ладонь и запутывается в паутине линий жизни, любви и ума...
Ты обрываешь паутину, в изобилии свисающую с потолка маленькой комнатки. Наступать надо четко на следы, которые отпечатались в почти окаменевшей пыли, благо они расположены не так уж далеко друг от друга. Твоё внимание так поглощено этим, что ты не сразу замечаешь выросший из темноты пыльный балдахин. Сердце начинает биться всё чаще, как будто ты подходишь в первый раз. И, понимая, что «промедление смерти подобно», резким движением распахиваешь занавески, украшенные пыльной бахромой...
«Будьте здоровы!» — звучит голос из полумрака за стойкой. Ты судорожно вдыхаешь воздух и чихаешь ещё раз. Наградой за этот нелёгкий труд служит фейерверк из пепельных крошек. «Ну точно здоровым будете!» — произносит голос. Ты поднимаешь слезящиеся от пепла глаза на говорящего. Из тени начинает проступать лицо бармена...
Милая девушка. Лежит, как будто сбежала из сказки про спящую красавицу. Но она не красавица. Симпатичная. Ровно настолько, чтобы нравиться, но не вызывать брезгливых аналогий с красивой куклой. Видимо, придётся последовать совету из сказки. Ты нагибаешься к её лицу. Ощущаешь почти неуловимый аромат сирени. Чувствуя себя начинающим некрофилом, прикасаешься к её губам. Следом не рокочет гром, нет бравурной музыки. Зато она открывает глаза. С вертикальными зрачками. В панике ты отпрыгиваешь от кровати и, не разбирая дороги, поднимая клубы пыли, несёшься к двери...
Только за дверью ты даёшь себе возможность отдышаться. Застёгиваешь куртку. Поплотнее надеваешь шапку. Смотришь на часы. Да-а, троллейбуса сейчас фиг дождёшься. Едешь на метро до нужной станции. Пересаживаешься в маршрутку и только тогда позволяешь себе расслабиться.
А ведь в прошлый раз на кровати никого не было. Интересно, что будет в следующий раз?..
Параллельные миры
СЕРГЕЙ БЕРЕЖНОЙ
Повелители света и тени
Фантастика и кино: исторический контекст
1920-е годы. Германское немое кино этой эпохи было вотчиной титанов. Они без всякой ложной скромности сознавали себя Творцами (немецкий язык вообще располагает к заглавности существительных). Их страна проиграла в Мировой войне, сдалась на милость победителей и была разоружена, но к тому времени кино было осознано как особого рода оружие, сдачи которого договор о капитуляции (заслуженно унизительный для Германии) не требовал.
Перемотка назад.
1914 год. С началом войны и закрытием границ импорт фильмов почти прекратился. В России это привело к бурному расцвету национального кинематографа, который занял все оставленные иноземными конкурентами ниши. В Германии, против которой действовал чуть ли не всеобщий торговый бойкот, ситуация была похожей, однако если на русском экране традиционно царила располагавшая к литературности мелодрама, то в Германии фильм оставался в основном балаганным зрелищем, доступным средством на час-полтора отвлечься от тягот военного времени. Иной миссии у немецкого кино тогда не было.