Эмоциональная насыщенность «Последнего человека» грандиозна, Эмиль Яннингс демонстрирует настолько полное погружение в образ, что вызывает почти физическое самоотождествление зрителя с его персонажем. Простота человеческой истории подчеркивается тем, что фильм смонтирован без титров, и зрителям не нужны никакие пояснения, чтобы буквально «включиться» в картину.
Мурнау снова использует сильнейшее из доступных ему средств для уничтожения зрительской отстраненности: на этот раз это не ужас, как в «Носферату», а сострадание. Однако и в том, и в другом случае — ив фантастической притче, и в камерной драме — зритель открывается для восприятия авторского послания почти на уровне подсознания, уровне, на котором работает настоящая поэзия.
Разница между фантастикой и реализмом в фильмах Мурнау размыта, эфемерна, притча может быть более или менее условной, всё равно оставаясь притчей и не теряя при этом многообразия и сложности воспринимаемых значений.
Фильмы Ланга и фон Харбоу, напротив, всегда строятся на подчеркнуто рационально осмысленных символах. Их следующей работой (она — сценарист, он — постановщик) стал вышедший в 1927 году «Метрополис», классика социально-метафорической антиутопии. Фильм этот можно было бы назвать научно-фантастическим, однако термин этот был тогда ещё не слишком в ходу; при работе над его сценарием фон Харбоу и Ланг сменили (если сопоставлять эту работу с «Нибелунгами») не столько метод, сколько частный приём. Легко заметить, что образная структура фильма снова близка к средневековому эпосу, хотя внешне перед нами не прошлое, а будущее. Примерно в ту же игру сыграл спустя полвека Джордж Лукас — его «Звёздные войны» точно так же опираются на символику и структуру мифа, используя для повествования футуристический антураж. Пожалуй, отличие можно заметить в том, что Джордж Лукас прямо указывал на работы Джозефа Кэмпбелла как на источник этого приёма, но работы эти были написаны значительно позже съемок «Метрополиса»...
Отстраненность фантастики оказалась чрезвычайно удобным для фон Харбоу и Ланга качеством, она позволяла создать очень внятное и очень рациональное высказывание, придав ему поэтичность и высокий уровень обобщения. Выказывая на этот раз именно четко артикулированный социальный смысл, авторы фильма провозглашали мирную социальную эволюцию единственным достойным человека способом общественного преобразования и отвергали революцию и классовое насилие. В «Метрополисе» «класс хозяев» показан предельно критично, а «класс рабов» — с большой симпатией, борьба за освобождение социально униженного класса рассматривается как совершенно необходимая, однако насильственный метод этой борьбы безусловно отрицается. Фильм начинается и заканчивается фразой «Посредником между головой и руками должно быть сердце» — прозрачнейший императив, к пониманию которого в течение всего фильма идут все вовлеченные в классовое противостояние персонажи. Будь «Метрополис» реалистичным фильмом, подобная благодушная максима выглядела бы просто издевательской, однако в рамках символической притчи она более чем уместна.
«Метрополис» стал первым большим фильмом Ланга, производство которого не удалось окупить прокатом. Причем речь шла о суммах такого масштаба, что «УФА» оказалась на грани разорения. Работая над фильмом, Ланг не шёл на компромиссы: когда ему понадобилось 30 тысяч статистов, эти статисты были наняты и оплачены; для съёмок строились сложнейшие декорации, использованные в фильме спецэффекты тоже влетели в копеечку. «Метро-полис» был произведением грандиозным, впечатляющим, сюжет-но сложным, но при этом небыстрым. Поэтому, когда фильм был приобретен для проката в США, решительные американцы сократили его почти наполовину, убрав чуть ли не все, что относилось к мотивациям героев и фундаментальной символике, и перемонтировали, значительно переосмыслив сюжет. В итоге зритель получил фильм всё ещё грандиозный, по-прежнему впечатляющий, но сюжетно невнятный и поверхностный. Авторский посыл в нем, конечно, просматривался, но место хрустальной поэтичности заняла утомительная невнятица. Ещё хуже было то, что даже в Германии «УФА» отозвала фильм из проката и, пытаясь спасти ситуацию и поднять сборы, тоже решительно сократила метраж...
Эпоха триумфа заканчивалась. Немецкое кино начало пробуксовывать, и тогда же (какое совпадение) многие заработавшие мировую известность германские кинематографисты получили приглашение перебраться в Голливуд. Уехали в Америку Конрад Вейдт, Пол Лени, оператор Карл Фройнд. Уехал и Мурнау. В 1927 году он уже снял свой первый голливудский фильм, великолепную поэтичную притчу «Восход солнца», и стал одним из первых лауреатов премии, которую позже назовут «Оскаром». Следующие два фильма у него не задались; Мурнау обратился к документалистике, но и здесь оказался не понят и не востребован. В марте 1931 года он погиб в автомобильной катастрофе. Тело его перевезли в Германию и похоронили в Штансдорфе под Берлином. Фриц Ланг произнёс над гробом прощальную речь.