Она отправила сообщение тринадцать минут назад. У Озлем был ключ от моего дома в Анкаре, и я просила ее время от времени проверять, все ли там в порядке. Она прислала мне фото и видео. Наверное, хотела показать, что все хорошо. Но все же, когда я нажимала на «плэй», меня не покидало плохое предчувствие.
Как я и предполагала, на видео была Озлем, которая пришла проверить дом. Она показывала мне все комнаты, одну за другой, начиная с коридора, и в каждой комнате был дикий беспорядок. Я услышала ее голос.
«Я не знаю, когда ты сможешь посмотреть это видео. Но все же хотела тебе это показать, милая. Кажется, в твой дом ворвался вор», – говорила она.
Безысходность разлилась по всему телу, когда я смотрела на то, какую разруху устроили в моем доме. Кто-то перевернул каждую комнату с ног до головы. Они обыскали каждый угол, перетрясли каждую вещь. Все, что я так любила, было испорчено. Я перевела дыхание и подумала, что лучше пусть будут разбиты вещи, а не моя жизнь.
Но эта мысль длилась недолго, потому что я наконец нажала на фотографию, которую выслала мне Озлем вместе с видео.
Глава 6
Неожиданный поворот
Острая боль в сердце, чувство опустошения, которому сложно найти определение, угасание детской наивной надежды… Если собрать все вместе, то получится Эфляль Гёркем.
Гёркем.
Я словно со стороны смотрела, как фамилия «Демироглу», которая никогда и не была моей, удавкой обвивалась вокруг шеи. Раньше я ждала, чтобы кто-нибудь накинул эту веревку на меня, а сейчас я мечтала освободиться от ее пут и как следует вздохнуть полной грудью. Я не хотела быть ни Гёркем, ни Демироглу.
Я Эфляль, разве этого недостаточно?
– Эфляль, ты меня слушаешь? Ты не ответила на вопрос.
Я нехотя оторвала взгляд от погрызенного ногтя и посмотрела на своего психолога, госпожу Мераль. Я сидела у нее в кабинете уже около часа. Только после седьмого сеанса я начала хоть что-то рассказывать своему психологу.
– Извините, – я помотала головой, прогоняя рассеянность. – Какой вопрос вы задали?
Госпожа Мераль закрыла папку, которую держала в руке, и отложила ее на стол. Она сложила руки перед собой и скрестила ноги, а потом пристально посмотрела мне в глаза.
– Хочешь поговорить о том, почему сегодня ты такая тихая?
Я неопределенно качнула головой:
– Не хочу.
– Пожалуйста, – сказала она и наклонилась к столу. – Сколько раз мы говорили, что тебе следует довериться мне? Не закрывай свой разум от меня.
Хотелось бы мне не закрывать свой разум от себя самой.
Я повернула голову к окну, наблюдая, как осень медленно перекрашивала улицы Анкары в серый цвет.
– Я чувствовала, словно находилась в стороне, – равнодушно пробормотала я. – Как будто я никогда и не была их дочерью, как будто они сами не претендовали на роль моих родителей… – Я глубоко вздохнула, мои губы дрожали. – Я чувствую себя такой потерянной.
Шелест листьев, танцующих на ветру, еле слышной мелодией разносился по кабинету.
– Ты думаешь так, потому что ты не Демироглу?
Госпожа Мераль спросила меня об этом, словно была на сто процентов уверена в своей догадке. Когда я не ответила, она предложила:
– Эфляль, вещи, которые определяют нас, – это не семьи и не фамилии. Если бы это было так, то мы должны были тогда давать всем людям, которых встречаем на своем пути, наши фамилии и фамилии наших семей или любимых людей. Но нас определяют не они или кровные узы; нас связывают друг с другом узы любви. – Я перевела на нее полные слез глаза, и она продолжила тихим голосом: – Чувство, которое ты ощущаешь в своем сердце, и есть семья.
Чувство, которое ты ощущаешь в своем сердце, и есть семья.
Я горько улыбнулась, и слезы потекли из глаз, оставляя мокрые дорожки на щеках.
– Я потеряла свою семью, – от этих слов в груди все сжалось.
– Нет, – быстро ответила госпожа Мераль. – Ты предала их земле. Но пока ты хранишь любовь к ним в своем сердце, ты не сможешь их потерять.