— Не будем безумствовать. Сюда могут войти, а мы уже и так сильно перепачкались в помаде. Вытрем губки, намажемся снова и покурим.
— Ты права, — согласилась Татьяна, поднялась и, шатаясь, поплелась к зеркалу.
Быстро приведя себя в порядок, Аида вдруг воскликнула:
— О, да у тебя здесь целая библиотека! Ты любишь читать?
Она подошла к громоздкому книжному шкафу и провела пальцем по пыльной полке.
— Да прямо! — откликнулась, не отрываясь от зеркала, Таня. — Папа хочет, чтобы я выучилась на юриста, и поэтому моя настольная книга «Уголовный кодекс Российской Федерации». Клево, да?
— А это что такое? — ее палец, оставив после себя неровную дорожку, уткнулся в фарфоровую статуэтку.
— Это Будда, — пояснила хозяйка, — папа привез его из Китая. Он часто туда гоняет по делам и привозит всякую всячину. У него в кабинете стоит потрясная ваза восемнадцатого века. И еще…
— А ты с ним не ездишь? — перебила ее Аида, она больше не церемонилась.
— Он меня не берет.
— Наверно, потому что таскает за собой эту дохлую треску?
Татьяна сначала не поняла, кого гостья имеет в виду, и даже опешила, а потом залилась таким смехом, что не устояла на ногах и снова повалилась на постель.
— Ты верно подметила! — сквозь смех кричала Таня. — Она — дохлая треска! Дохлая! — Но отсмеявшись, вдруг заплакала и с ненавистью процедила: — Ненавижу эту сучку!
Аида села рядом, прижала к груди ее голову и нежно, по-матерински погладила.
— А ты, оказывается, умеешь превращаться в звереныша…
Они раскованно болтали, устроившись на балконе, и дымили сигариллами. Внизу, на веранде, время от времени возникал кто-нибудь из гостей, тоже дымил, тоже болтал и непременно любовался девушками. Один раз появился Денис, он строго взглянул на Аиду, и Татьяна это сразу заметила.
— Не ревнуй, Ден, — бросила она ему. — И вообще, я попрошу папу, чтобы он нашел Аиде место поприличней, чем секретарша у ди-джея!
Денис покраснел и удалился под звонкий смех дочери банкира.
— Слушай, ты с ним спишь? — шепотом спросила она.
— Я — девственница! — возмутилась Аида.
— Я — тоже! — с восторгом сообщила Таня, и это был очередной повод расхохотаться.
Дамские сигары, которые принесла Аида, источали тонкий аромат вишни, и одна штука курилась не менее получаса, так что ими пропах весь дом.
— Это что за экзотика? — послышался из комнаты голос юбиляра.
Оказывается, Патрикеев и его друг, старичок в зеленом фраке, околдованные необыкновенным запахом, без стука ворвались в девичьи покои.
— Доча, милая! Господь с тобой! Это слишком крепко! — преувеличенно, театрально возмущался банкир.
— Один раз можно, папуля, — надула губки Татьяна, сразу превратившись в проказливого, но очень трогательного ребенка.
— Ну, что ты скажешь, Семен Ильич? — обратился он к старичку. — Совсем уже взрослая девица!
— На выданье, Петя, на выданье, — проблеял Семен Ильич.
— Рано еще об этом думать! Пусть сначала поступит в институт.
— Для девушки это вовсе не обязательно, — гнул свою линию старичок, при этом сладко улыбаясь и подмигивая Татьяне.
— По-твоему, я растил ее для какого-то шалопая, вроде этого Дениса? Пусть учится, а там поглядим!
При упоминании Дениса Таня залилась краской, и это не ускользнуло от наметанного глаза Аиды, которая все время оставалась в тени.
— При чем здесь Ден, папа?
— Это я так, к слову. — И вдруг обратился к Аиде. — Ваш молодой шеф, милая, экзотическая девушка, несносный шалопай! Имейте это в виду!
— Буду иметь, — безразличным голосом ответила лже-секретарша.
— Ах, да! Вы ведь, кажется, не знакомы! — спохватился Патрикеев. — Семен Ильич Сперанский. Аида, но не Верди.
— Очень приятно! — Сперанский обслюнявил протянутую ему руку, и ей наконец удалось разглядеть его поближе. Сутулый, узкоплечий, похож на засушенный гриб. Маленькие, водянистые глазки, крючковатый нос, платиновый перстень с изумрудом на мизинце правой руки.
— Правда, она похожа на египтянку? — с азартом воскликнула Татьяна.
— Цвет кожи не тот, — со знанием дела возразил банкир, будто родился и вырос на берегах Нила, при Рамзесах или Ментухотепах. — Скорее какой-то кавказский народец. А ты как думаешь, Семен Ильич?
— Ну-ка, посмотрим, посмотрим! — старичка тоже увлекла викторина, и он достал из кармана позолоченный футляр, выудил из него очки в золотой оправе и водрузил их на крючковатый нос, сразу превратившись в старого, хищного филина. — Вроде и на еврейку похожа, — сделал он свое заключение и вполголоса добавил: — Извиняюсь, конечно.