— Конечно.
— А твоя мама не будет против?
— Моя мама далеко.
— Как же ты живешь без мамы?
— А ты?
— Моя мама умерла от рака, когда мне было семь лет. Я только-только пошла в школу, — доверительно сообщила Татьяна. — Если бы она была жива, я никогда бы с ней не рассталась! Никогда! Слышишь?
Она теперь ревела навзрыд, и Аида не знала, что ей предпринять, и уйти не могла, и утешить не получалось. В конце концов, у нее опустились руки, и ужасно хотелось спать. Она вышла на балкон и закурила. Рыданья в комнате стихли.
Впереди черными геометрическими колоссами громоздился Академгородок. Вверху бледнела луна. Внизу пели сверчки, и им не было дела до уродливой архитектуры. В спальне банкира, на втором этаже, горел приглушенный свет и слышались голоса, но разобрать что-либо было невозможно.
Она вернулась в комнату и предложила Татьяне:
— Давай спать…
В комнате для гостей, которую ей отвели, стоял нежилой дух. Видно, в этом доме не сильно привечали гостей. Да и сам банкир, несмотря на столь пышное и многочисленное празднование юбилея, показался Аиде человеком одиноким.
Окно ее комнаты выходило на противоположную сторону, где спокойно соседствовали дворцы и хижины цыганского поселка. Девушку разбирало любопытство, что там происходит в спальне Патрикеева? До сих пор ли горит свет и ведутся неприятные (так ей хотелось!) разговоры или вовсю бушуют сновидения и раздается мирный храп?
«Вряд ли «Дохлой треске» понравилось такое горячее участие в моей судьбе Танюхи и ее папаши! — размышляла Аида. — А значит, скандал неминуем, сегодняшней ночью или завтрашней. Зачем откладывать?»
Из информации, полученной от Дениса, она знала, что пассию банкира зовут Мариной. Она была замужем за каким-то бизнесменом, но тот прогорел, влез в долги и, как часто бывает в таких случаях, пустился в бега, наплевав на женушку. Марине стали досаждать кредиторы, и когда дело зашло слишком далеко и под угрозой оказались жизни ее родителей, она продала квартиру. Но это была лишь капля в море. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в один прекрасный день (или ночь?) она не очутилась в постели самого назойливого из кредиторов мужа, препротивнейшего старикашки, с вечно слезящимися глазками.
«Что мы привязались к несчастной женщине? — спросил после этого старикашка у себя и у других кредиторов. — Не по-джентльменски, господа, неблагородно».
И Марину оставили в покое, потому что старикашка был солидным человеком. При одном упоминании его фамилии люди посвященные трепетали и расплывались в верноподданнических улыбках.
Сделавшись любовницей Сперанского, она могла рассчитывать на многое в этой жизни, но просчиталась. Ей бы ходить перед ним на цыпочках да заглядывать в глазки, предупреждая каждое желание, а Марина решила показать характер. Обиделась на невиннейшую шутку, произнесенную за столом, на даче у одного высокопоставленного чиновника.
Семен Ильич назвал ее при всех «бомжихой» и попрекнул куском хлеба, то бишь предпринятой в отношении ее «благотворительностью». Марина надулась и весь вечер тупо смотрела телевизор, любуясь мускулатурой Ван Дамма. А что ей оставалось делать? Ведь за столом сидели все те же кредиторы ее мужа, эти стервятники, лишившие ее крова, и было невыносимо слушать, как они стучат своими окровавленными клювами!
Девушки с характером Сперанскому не нравились, и он решил избавиться от Марины, бросив ее в объятья безутешному вдовцу Патрикееву. Подобная сделка устраивала всех. Патрикеев слыл мужиком не вредным, к тому же Маринин муж не успел залезть к нему в карман. С Петром Евгеньевичем она не чувствовала себя униженной и оскорбленной и старалась всячески угодить. Банкиру нравилась в Марине кротость или как она умеет притворяться кроткой. Дело в том, что в своей супружеской жизни он немало настрадался от деспотизма жены и теперь сам хотел быть деспотом. Марина покорялась любым его желаниям и никогда не имела собственного мнения. Может, горький опыт со Сперанским научил ее этому? Или боязнь опуститься еще ниже и пойти по рукам?
Зато она отыгралась на дочери банкира. Роль свирепой мачехи подходила ей не меньше, чем роль кроткой любовницы. При всей своей любви к дочери Патрикеев понимал, что Танюха сильно избалована и ей требуется железная рука, поэтому смотрел на их отношения сквозь пальцы, но в самых крайних ситуациях принимал сторону Татьяны, давая Марине понять, что она здесь человек временный.
Аида проснулась в десять утра. День обещал быть жарким. Она выглянула в окно и удивилась увиденному. Оказывается, с этой стороны дома росли пионы и плескалась неправдоподобно голубая вода в небольшом бассейне.