Плюнув на ладони и зловеще усмехнувшись, бандюга наконец решил принять холодный душ. Мылся он долго и тщательно, не жалея дорогого шампуня. Ведь сегодня он увидится с ней, если она, конечно, не обманула.
Но если обманула, то круто об этом пожалеет. А через день он встречается с одной очень важной столичной персоной, которая давно приглядывается к его свиноферме. Персона собирается отвалить ему миллиард для строительства еще четырех свиноферм. Значит, война неизбежна!
Но Маскитов подумает, как лучше распорядиться деньгами. Он может слинять с ними на острова, где его никто никогда не найдет. Он прихватит с собой Софью и заживет как король. Ведь сколько же можно, наконец, возиться с этими чертовыми трупами! А губернаторство в этой дыре его больше не привлекает, потому что теперь у него есть она…
7
В назначенный час в назначенном месте двое молодых людей (она — очень юная и очень привлекательная блондинка и он — высокий парень с умными глазами, несколько мешковатый на ее фоне) с нетерпением поджидали серебристый «Форд» негласного хозяина города. Оба заметно нервничали, и девушка сквозь зубы пыталась наставлять юношу:
— Не озирайся так затравленно, ты же актер. Помни, что твои родители из бывшей номенклатуры, а сам ты избалован, не глуп и закончил с отличием МГУ, факультет международной журналистики.
— Но я ни бельмеса в английском, — возражал юноша.
— Неважно, — отвечала она. — Там, куда мы едем, и на русском изъясняются с трудом. Итак, ты мой младший брат и должен во всем мне повиноваться.
— Мы же договорились, что старший.
— Тогда — тем более. Кстати, едет! Встань как-нибудь повальяжней и натяни улыбку!
После того как перед ними тормознул серебристый «Форд», актера нельзя уже было ни в чем упрекнуть. Он небрежно обнимал сеструху и снисходительно разглядывал пунцового рэкетира, неуклюже вывалившегося из машины с корзиной роз. Бандит с корзиной выглядел типичным идиотом, поскольку подобную процедуру проделывал впервые. Он сам не ожидал от себя такой светскости и от этого был несколько сконфужен.
— А я уж подумывал, что вы не придете, — сказал он дурацкую фразу, расползаясь в широкой улыбке, и в его интонации чувствовалась бесконечная инфантильность.
Бесконечно инфантильно глядел он на свою возлюбленную, и сочетание восторга с гордостью за себя делало его еще глупее. Хозяин потянулся губами к ее ручке, но вперед выступил братец и развязно протянул ладонь:
— Альфред! А это моя сестра.
Маскитов осклабился и любезно тряхнул руку. Девушка из вежливости понюхала розы, после чего бросила корзину на заднее сиденье, и молодые люди поехали.
На актера напало вдохновение. Он всю дорогу балагурил и тонко иронизировал над сентиментальностью в доску втюрившегося рэкетира. До Маскитова не доходило, а сестренка то заливалась журчащим смехом, то толкала актера локтем. Тем не менее оба очень четко запоминали дорогу и чувствовали, как за ними на приличном расстоянии следуют два мотоцикла.
Ровно через полчаса компания прибыла на место, и девушка не могла не вздрогнуть от мрачного вида железных ворот и глухого бетонного забора под колючей проволокой. Ведь она тут уже была. Актер с нескрываемым любопытством поглядывал по сторонам, и ничто не обошло его внимание: ни огромные черные собаки, звенящие цепью в глубине двора, ни двое шкафообразных парней, покуривавших у ворот с пистолетами на поясе, ни мощная сигнализация, которой был обнесен этот дом. Во дворе уже стояло несколько иномарок, и из двухэтажного дома с колоннами доносилась блатная музыка.
Остановив машину, Маскитов тут же поспешил выпрыгнуть и открыть даме дверцу. Дама уткнулась в розы, чтобы подавить улыбку, а актер закатил глаза.
Когда они поднялись в полутемную гостиную, где уже было несколько мужчин и женщин, девушка тут же определила, что здесь собрался редкостный сброд. Мужчины сплошь из рода аля-лопахиных, из-под модных костюмов которых пробивалась полузвериная сущность, женщины одна вульгарней другой, в полуобнаженных платьях и с фантастическими причесонами. Юная гостья сразу ощутила на себе сальные взгляды.
Зала была огромной и щедро устелена толстыми коврами. Девушка узнала и ее. Но картин на стенах уже не было, а вместо них висели роскошные светильники из чешского стекла. С потолка свисала огромная театральная люстра. Из угла вопил магнитофон. Посередине стоял стол а ля форшет, но в отличие от европейского, на нем, кроме бутербродов и салатов, были еще фарфоровые кастрюли с дымящейся ухой из осетрины. Вообще, стол был завален весьма разнообразно: от диковинных африканских фруктов до малосольных огурцов.