«Фольксваген-пассат», припаркованный у салона бытовой техники, оказался светло-голубым, а не белым, как показалось Дворецкому при просмотре черно-белой видеозаписи.
— Нас интересует, где вы были позавчера, между одиннадцатью и часом дня?
Астахов оказался менее симпатичным и гораздо старше, чем выглядел на записи и фотографии. Ему было не меньше сорока пяти, и плотная сетка морщин вокруг глаз напоминала паутину, в которой то останавливались, то начинали метаться два глаза-паучка. Переваривая вопрос Дворецкого, он выглядел обескураженным. Паучки замерли на месте.
— Позавчера, позавчера… Во сколько, вы спросили?
— Между одиннадцатью и часом дня.
— A-а, в это время… — Он захотел показаться беспечным и легко откинулся на спинку кресла. Но у него ничего не вышло. Паучки суетливо забегали. — На работе, где же еще! — И снова зафиксировал взгляд на Дворецком.
— Это точно?
— О чем разговор!
— А если как следует вспомнить?
— Если как следует… Может, отъезжал куда?
— Вы у меня спрашиваете?
— Да нет, у себя…
— И что вы себе можете ответить?
— Наверное, куда-то отъезжал… — Он потер мочку уха. — Да, вспомнил, отъезжал. Точно. Надо было кое-какие вопросы утрясти в городской администрации.
— Утрясли?
— Конечно. Так, пустяки всякие. Текучка.
— И с кем вы их утрясали?
— А что? — насторожился Астахов.
— Да мы просто проверим — приезжали вы в администрацию в это время или нет… Так с кем же?
— С отделом торговли. — Уверенности в его голосе совсем не осталось.
— Со всем вместе?
— Что «со всем вместе»?
— Утрясали со всем отделом сразу?
— Нет, с разными сотрудниками.
— Фамилии, пожалуйста, сотрудников!
— Это так важно?
— Очень.
Он заерзал в кресле.
— А что, вообще, случилось-то?
— Что-то, вообще, случилось, и нам нужно знать где вы были в это время.
— Ребят, я чего-то не понимаю… Вы меня в чем-то подозреваете?
— А есть в чем?
— Нет. Честное слово, нет. — Астахов приложил руку к груди.
— А чего же тогда темните?
— Да я не темню. Может, и правда я в тот день и не был в администрации?! Целыми днями мотаешься туда-сюда. Разве все упомнишь?..
Он сидел уже в напряженной позе и переводил вопросительный взгляд с Дворецкого на Петренко.
— И все же?
— Это очень важно?
— По пустяку мы бы к вам не приехали.
— Оно, конечно, верно… — И неожиданно спросил: — Это останется между нами?
— Смотря что!
— Клянусь вам, ничего противозаконного я не совершал. И это мое личное дело. Личное, понимаете?
— Пока нет.
Он надолго замолчал.
— Я был у своей первой жены. — Фраза далась Астахову с трудом.
— И это нужно держать в тайне? — удивился Петренко.
— Да. То есть нет, конечно. — И его прорвало: — У меня сейчас второй брак. Она на восемнадцать лет меня моложе. Мне сорок три. Как-то все по-дурацки выходит. В общем, после того, как у нас родился ребенок, она поставила условие, чтобы с первой семьей я не поддерживал никаких отношений. И я-то, дурак, на это согласился. А потом понял, что не могу без тех детей. У меня их двое. Старшему одиннадцать. Младшей восемь. Идиотское положение…
— И вы вчера к ним ездили?
— Ну да. Я стараюсь приезжать, когда жены нет дома. Первой, я имею в виду. Покупаю всяких подарков. — Он махнул рукой. — Все идет наперекосяк… Поймите меня правильно, моя вторая жена раньше работала в этом магазине, у нее здесь полно подружек, и я бы не хотел, чтобы каким-то образом до нее дошли разговоры, что я посещаю свою первую семью. — И затравленным взглядом посмотрел на Дворецкого. — Как мужчина мужчину вы меня понимаете?
Директор школы в расстегнутом длинном плаще напоминал двухстворчатый платяной шкаф с приоткрытыми дверцами. Ему было лет под шестьдесят, и когда он столкнулся с Дворецким и Петренко в дверях своего кабинета, то загородил весь проем. Не дожидаясь вопросов, директор пробасил:
— Меня нет. Это мираж. Все вопросы к завучу… Если вы по поводу канализации, то к завхозу.
Дворецкий показал удостоверение и представился.
— Ну елки-палки! Ребята, без ножа режете. У меня в гороно совещание. Обсуждать будем серьезные проблемы. Я докладчик… Мои засранцы опять куда-то вляпались?
— Нам надо уточнить всего один маленький моментик. Вы давно в этой школе работаете?
— С момента открытия. В следующем году нашей школе тридцать лет. А что такое-то?
Дворецкий протянул фотографию.
— Не помните, была ли эта женщина вашей ученицей? — И пояснил: — Она закончила школу в восемьдесят восьмом году. Десятый «Б».